Костя побывал на похоронах, и у него создалось впечатление, что там собралась вся тусовка двух столиц. Как будто хоронили не бывшего коммунистического бонзу, к тому же члена ГКЧП, а по меньшей мере владетельного князя, если не почившего в бозе короля или императора.

Константину удалось затеряться в толпе – меньше всего ему хотелось выражать свои соболезнования облаченной в черный шелк и сверкающие бриллианты вдове, той самой надменной особе, которая когда-то в лицо насмехалась над его больной мамой. Дочь усопшего, Анжела, – собранная, волевая, в огромной черной шляпе с вуалью – тоже принимала слова скорби и пожимала руки. Кирилл же – растерянный, с бегающими глазками и, похоже, уже изрядно набравшийся – не знал, как себя вести, и походил на клоуна.

Костя Бык подошел к роскошному гробу, утопавшему в благоухающих цветах. Взглянул на покойного – на мертвом лице застыла все та же презрительная мина, что не сходила с него при жизни. Может, взять да и плюнуть при всех в него? Но Константин подавил искушение и скрылся из храма еще до того, как начался вынос тела. Смерть отца оставила его равнодушной – собственно, Дмитрий Евсеевич Гелло никогда и не был для него отцом.

* * *

Могущество Кости Быка росло. И он знал, что настанет момент, когда придется иметь дело с семейством Гелло. Уже несколько раз на него выходили люди Анжелы, предлагавшие совместно осуществить тот или иной проект (конечно же, незаконный).

Через семь месяцев после кончины Дмитрия Евсеевича, в жаркий день начала июля, отдал богу душу и Король. Бывший вор в законе упал на своей дачке около ульев и больше не поднялся. Вот эту потерю Константин переживал по-настоящему. Ведь Король заменил ему отца, того самого, которого у него никогда не было.

Король запретил хоронить себя с помпой, а пожелал быть погребенным на старом сельском погосте. И никакого мавзолея из мрамора, гранита и базальта, с нимфами в ниспадающих одеяниях, атлантами и кариатидами, подобно тем, что украшали место последнего упокоения Гелло на Новодевичьем кладбище, ему не требовалось: только скромный деревянный православный крест да медная табличка с именем, фамилией, отчеством и датами жизни.

Костя исполнил волю покойного. На похоронах были он, пара старых друзей Короля и несколько соседей по даче – вот и все. Затем состоялись скромные поминки, на которых одна из соседок передала Константину письмо.

Это было послание от Короля, написанное примерно за два года до смерти. В простых фразах тот сообщил, что видит Костю своим наследником и преемником и оставляет ему все, чем владеет. Прилагалась и копия завещания, хранившегося у столичного нотариуса.

Костя никогда не думал о том, что произойдет, когда Король умрет. И вот он оставил все ему – все до последней копейки. А значит, Константин Быков становился хозяином обширной финансово-промышленной империи, а в придачу и преступного конгломерата. Король, который был, как выяснилось, долларовым мультимиллионером, если даже не миллиардером, жил и умер в бедности. А власть и могущество передал тому, кого считал своим сыном, – Константину.

Быков знал, что это не только знак доверия, но и наставление на будущее – Король верил, что именно он должен стоять у руля его империи. И Константин чувствовал, что не имеет права подвести Короля.

* * *

Через несколько месяцев, ближе к концу года, ему доложили, что с ним желают встретиться Анжела Извольская и Кирилл Гелло. Костя, который был внутренне давно готов к тому, что когда-то обязательно столкнется с братом и сестрой, все же испытал неприятное чувство. И отозвался не сразу – прошло около трех недель, прежде чем через одного из своих людей он дал ответ, что, так и быть, готов принять их в своем особняке. Если уж рандеву должно состояться, то на его территории! Следовало показать брату и сестре, кто диктует правила.

Странно, но Костя даже немного побаивался встречи с ними. Если бы кто-то узнал о его чувствах, то поднял бы на смех. Что? Он, Константин Бык, человек-легенда, один из «крестных отцов» русской мафии, боится «черную вдову» и маменькиного сынка?

Извольская и Гелло пожаловали минута в минуту. Хозяин особняка наблюдал из окна второго этажа, как около входа затормозила вереница джипов и из одного из них показалась невероятно элегантная Анжела, облаченная в черную кожу. Все же, что ни говори, сестрица умеет подать себя! Только к чему думать об этом?

Он принял их в кабинете. Когда гости вошли, сделал вид, что говорит по телефону. Так продолжалось несколько минут, после чего, положив трубку, в которой пищали гудки, Константин произнес, не вставая с кресла:

– Прошу прощения... Итак, чем могу быть вам полезен?

Да, он избрал особую тактику: решил вести себя с гостями предельно вежливо, но в то же время дать им понять, что они относятся к разряду непрошеных.

Анжелу это не смутило – она грациозно опустилась в кресло, даже не спросив разрешения, закинула ногу на ногу, достала платиновый портсигар, вынула из него тонкую папиросу и, вопросительно глянув на Быка, спросила:

– Огонька не найдется?

Не оставалось ничего другого, как подняться из-за стола, поднести к ее папиросе зажигалку и дождаться, пока Анжела закурит.

– Благодарю вас, – произнесла та очаровательным тоном.

Кирилл же, нескладно плюхнувшись на кожаный диван, заявил:

– А выпить у тебя, Бык, найдется?

Анжела, чуть склонив голову набок, обронила не без брезгливости:

– Кирилл, сейчас полдень, а ты и так успел принять на грудь за завтраком...

– А также вчера за ужином и ночью в постели с этими двумя шлюшками! – загоготал братец, скаля ослепительно-белые зубы. – Тебе, сестрица, только в медвытрезвителе работать – все знаешь, все подмечаешь. Вот, Бык, смотри, до чего все доходит, если у руля поставить бабу. Мой папаша, царство ему небесное, в Анжелке души не чаял, она его любимицей была, а ведь в действительности ты, сестрица...

Анжела прикрикнула на брата:

– Замолчи, Кирилл! Мы здесь вовсе не для того, чтобы тревожить Константина Федоровича своими семейными историями.

«Знала бы ты, что Константин Федорович и есть одна из их семейных историй», – усмехнулся про себя хозяин кабинета, глядя на Анжелу, одновременно такую опасную и трепетную, такую зловещую и хрупкую, такую прелестную и лживую... Ему многое было известно об этой женщине, и вот что странно – он не столько ненавидел ее, сколько даже восхищался ею.

Кирилл неловко поднялся с дивана, не спрашивая разрешения, подошел к бутылкам, стоявшим на круглом столике, схватил одну из них и набулькал себе полный бокал чего-то темно-рубинового. Отсалютовав Константину, произнес:

– За твое здоровье, Бык! Да, сестрица у меня не сахар...

Анжела нахмурила брови и, выпустив дым из ноздрей, процедила:

– Кирилл, учти, если ты приехал сюда напиваться, то тебе лучше уйти. Я сама в состоянии обсудить наше дело с Константином Федоровичем.