Н-да, этого Настя не знала. Что ж, это в корне меняеткартину. А жаль, версия была такая симпатичная. Но, может быть…

– Может быть, все то же самое, но без Риттера? Кто-тохочет напакостить Кабалкиной и Волковой? Отсекаем из рассуждений семью Риттер,и остается семья Зои Петровны Кабалкиной. А Лариса Риттер – печальноесовпадение, – предложила она новый вариант.

– Можно обсуждать, – кивнул следователь. –Кто начнет?

– Я, – проворчал Коротков. – Поскольку Риттерэтот мне просто жуть как не нравится, я вам скажу так: он и жену свою грохнул,и родственниц подставить хотел. Тогда все сходится. Только надо мотив найти. Нуты, мать, голова! – он повернулся к Насте и подмигнул. – Не зря ятебя выдернул на совещание, гляди, какую плодотворную мысль ты подала.

– Выдернул дедка репку, – тут же пискнул со своегоместа Зарубин. – Он первым в очереди стоял. А про Жучку никто и невспомнил, хотя, пока она не подключилась, репка не вытаскивалась.

– Слышь ты, Жучка, я тебя скоро на цепь посажу, –не выдержал Коротков. – Ты уймешься когда-нибудь или нет?

– Константин Михалыч, он мне угрожает, – Сергейсделал гримасу детсадовского ябеды. – Все слышали.

– Товарищи сыщики, я все понимаю, вы устали, я тожеустал, – строго проговорил Ольшанский. – Давайте к делу. Кстати, ктозанимается убийством актрисы?

– Николаев.

– Это хорошо. С ним проблем не будет. Но не исключено,что, если версия окажется правильной, мне придется и это дело забирать,объединять все три в одно производство. Даю вам завтрашний день на то, чтобы выраскопали все семейные тайны Риттеров и Кабалкиных. Завтра у нас что?

– Суббота, – подсказал Доценко.

– Ладно, так и быть, даю вам полтора дня, всю субботу иполовину воскресенья. В воскресенье вечером у меня должно быть четкое пониманиеситуации, чтобы было с чем в понедельник утром идти к начальству, с вопросом обобъединении двух дел или трех. Задача ясна?

– Ясна, – нестройно загудели сыщики.

– Хорошо. Сейчас я позвоню экспертам, они обещали ксеми часам хоть что-нибудь умное сказать, и приступим к обсуждению деталей.

Он взялся за телефон, а оперативники тут же принялисьшушукаться. Зарубин начал стонать по поводу опять пропавших выходных, МишаДоценко спрашивал у Селуянова совета по поводу покупки сантехники для новойквартиры, а Коротков шептался с Настей:

– Молодец, подруга, ты прямо как будто мои мысличитаешь.

– Какие именно? – тоже шепотом спросила она.

– Да насчет Риттера. Он жену убил, я тебе точно говорю,у него на роже это написано. Только алиби непробиваемое, надо придумать, как внем дыру проковырять. Судмедэксперт утверждает, что смерть Ларисы наступилаоколо четырнадцати часов в среду, обнаружил Риттер ее якобы в двадцать дватридцать, с приема, с вечеринки этой, он ушел задолго до половиныодиннадцатого, еще девяти не было. Где он был? Вечером по Москве совершеннонекуда ехать полтора часа. А от Бережковской набережной до Чистых прудов за этовремя можно вообще пешком дойти.

– Юра, да какая разница, где он был, если ее все равно убилив два часа дня? На это время у него есть алиби?

– Пока есть. Но я его растащу по ниткам, я это алибипорву, как тузик грелку, – свирепо пообещал Коротков. – И насчетвечера ты, подруга, не права. Риттер мог убить жену днем, быстро застрелить иуйти, а вечером он приехал, внимательно все осмотрел, без спешки, следы замел,может, обыскал мастерскую и какую-нибудь компру на себя нашел и уничтожил, итолько потом вызвал милицию. Вот на что время ушло. Усекаешь? Риттер мне поет,что долго сидел в машине и думал, как ему правильно поступить, не хотелосьставить жену в неловкое положение, и водитель его подтверждает, дескать, так ибыло. А только врут они оба, у меня нюх на вранье.

– Очень может быть, – задумчиво протянула Настя.

– Ничего не может быть! – прогрохотал прямо над ихголовами голос следователя.

Все мгновенно замолчали и испуганно воззрились наОльшанского. Что это с ним? Чего не может быть?

– Всем молчать, ничего не говорить. Сейчас я скажу, авы десять минут молчите и думаете. Только после этого начнем обсуждать.Погодите, дайте с мыслями собраться…

Народ испугался еще сильнее. Да что ж такое случилось-то?Что ему сказали по телефону? Путч, государственный переворот, к власти пришлахунта, отменили демократию? Началась война с Ираком?

– Значит, так, друзья мои сыщики, – медленно началОльшанский. – Лариса Риттер была здоровее нас с вами. В ее крови необнаружено ни малейших следов каких бы то ни было сильнодействующих препаратов.Кровь как у младенца. Более того. В том флаконе, который был изъят в квартиреРиттеров, хранились совершенно безобидные таблетки под названием «Глицин». Егодают даже маленьким детям для улучшения работы мозга. Когда-то, очень давно, вофлаконе действительно содержалось то, что написано на этикетке, но это было внезапамятные времена, следы очень слабые, практически не обнаруживаются. И срокдействия препарата, указанный на той же этикетке, истек еще два года назад, тоесть сам пузырек вместе с содержимым был приобретен гораздо раньше. А мелкаяпыль и крошка, которая имеется во флаконе, это глицин. Вывод: Лариса Риттер небыла наркоманкой. И мне интересно, почему все так упорно утверждают обратное. Атеперь перерыв десять минут на подумать.

Вот это номер! Значит, Валерию Риттеру не было никакогорезона убивать жену. Или все-таки был, но какой-то другой?

Рейс из Афин задерживался на три с половиной часа, и эти трис половиной часа Михаил Доценко провел без всякой пользы, кляня Аэрофлот,погоду и людей, которые ухитряются уезжать в Грецию, где, как говорят, всеесть, именно тогда, когда они так нужны в качестве свидетелей. Конечно, он былнесправедлив к матери убитой Ларисы Риттер, ибо умом понимал, что онасогласилась бы никогда в жизни не ездить за границу и вообще не выезжать изМосквы, если бы это могло спасти жизнь ее дочери. Умом-то он все понимал, майорДоценко, но ждать уже не было никаких сил. Он успел прочитать три газеты и дважурнала, съесть невкусный гамбургер и выпить две бутылки минералки и три чашкикофе, когда долгожданный рейс наконец прибыл. Мать Ларисы не без трударазыскали через туристическую фирму и сообщили ей трагическую весть, так чтовозвращалась она раньше срока и знала, что в аэропорту Шереметьево ее будетвстречать сотрудник уголовного розыска. Ох, до чего же не любил Доценко такиевот встречи! И вообще разговоры с родственниками потерпевших в первые дни послеубийства превращались для него в муку мученическую. Если к виду мертвых тел ондавно привык, то к человеческому горю иммунитет у него никак не вырабатывался.Ему было всех жалко, а главное – он никак не мог отделаться от чувстванеловкости от того, что терзает людей вопросами, подчас неприятными, в такиетяжелые для них часы и дни.