Было велено выслать непрерывные казачьи разъезды на пути следования его величества и убрать с дороги всех пленных австрийцев, германцев и гурты скота. Строжайше воспрещено появляться на улицах города «австрийским врачам и санитарам из лечебных заведений». Для подстраховки и случая «крайней надобности» у главнокомандующего были запрошены две сотни «понюхавших боевого пороха» солдат Оренбургского полка, квартировавших в Хырове.

Всем офицерам гарнизона и чинам гражданской администрации граф повелел быть с семьями на торжественном богослужении в честь приезда императора в огромном солдатском храме Пресвятой Богородицы «Утоли моя печали», причем «каждое из поименованных лиц должно иметь при себе билет».

Прибывший специальным поездом с группой чинов охраны полковник Спиридович продолжил подготовку в профессиональном плане. Он провел тщательный инструктаж офицеров жандармерии и полиции, внес существенные коррективы в маршрут проезда свиты по городу и затребовал у коменданта пятьсот унтер-офицеров для расстановки их на самых ответственных местах, их подготовкой занялся лично.

Кроме военной стороны дела существовала и церковная. Синод направил во Львов архиепископа Волынского и Житомирского Евлогия, которому следовало выступить с приветственным словом к царю.

Этот выбор серьезно встревожил главнокомандующего, который, зная владыку как страстного борца за православие на Холмщине, очень боялся, что тот наговорит лишнего. Чтобы охладить патриотические чувства Евлогия, великий князь через прибывшего во Львов протоиерея армии и флота Георгия Шавельского попытался как можно деликатнее разъяснить архиепископу, что царь едет в Галицию исключительно для встречи с войсками: ободрить их, поднять боевой дух, а также осмотреть взятую крепость. А вот встреча с населением, которое, кстати, еще не стало его подданными, в его планы ни в коей мере не входит.

В свою очередь губернатор, разобидевшись, что не ему выпала честь выступить перед государем с приветственной речью, был с архиепископом прям:

– Никакие манифестации патриотического или политического характера недопустимы, и в вашем приветственном слове даже намеков на эти мотивы не должно быть.

Контрразведывательное отделение Восьмой армии, как и все дислоцирующие в городе части и подразделения, также участвовало в обеспечении безопасности монарха. Офицеры отделения были распределены по различным участкам маршрута его передвижения. Поручик Чухно состоял в специальной группе, которая проверяла трассу Золочев – Львов, выявляя все подозрительные овраги и канавы на расстоянии ста сажен от пути следования царского кортежа, инспектировала мосты, по которым должен пройти четырехтонный царский автомобиль, а также определяла порядок охраны высочайших особ в местах остановок.

Вернувшись во Львов, Чухно ждал сюрприз. В своей почте он нашел агентурное сообщение. Речь шла о некоем Рехте, который в результате преступного сговора с неизвестными чинами полиции «похитил и хранил у себя дома в тайнике золотые экспонаты Львовского музея древностей».

С подобными сигналами поручик не затягивал и тут же поспешил встретиться с помощником коменданта города Люфтовым. Вскоре в районе дома военного пенсионера Рехта появились уже гулявшие на свободе Ян Сорочинский и Базилий Чепила.

Им предстояло разузнать, что представляет собой этот Рехт, с кем живет, кто соседи, когда бывает дома и как сподручнее «наведаться к нему в гости».

На этот раз Чухно решил принять личное участие в деле – уж больно заманчив куш, «золотые экспонаты Музея древностей» завораживали воображение. Да и верхом легкомыслия было бы оставлять здесь без контроля этих двоих, в отношении которых у поручика давно зародились подозрения в том, что они утаивают немалую часть добычи.

В условленное время все трое встретились в кнайпе «Кручени Слупы» на углу Панской и Кохановского. Оговорив еще раз все детали, Сорочинский и Чепила в форме унтер-офицеров полевого жандармского эскадрона отправились по адресу Рехта. Чухно остался ждать в кнайпе.

Увидев в глазок темно-синие околыши фуражек, дворник сразу открыл браму. Обходы домов центральных улиц города жандармами за два дня до приезда русского царя были обычным явлением. Затем он сопроводил офицеров на второй этаж и постучал в квартиру Рехта. Уже позже он мог только вспомнить, что его грубо втолкнули в открывшуюся дверь и оглушили чем-то тяжелым по голове.

С Рехтом поступили деликатнее: Чепила свалил военного пенсионера ударом в живот на пол и пнул несколько раз по ребрам. И только после такого вступления начал задавать вопросы.

Такая тактика сразу делает человека сговорчивей, был уверен бандит, за плечами которого имелась богатая практика.

Придя в себя, Рехт сообразил, что от этих двоих так просто не отделаться, и заявил, что готов сию же минуту выдать ценности. Кряхтя от боли, он попросил подать ему валявшуюся на полу палку. Сорочинский толкнул ногой тяжелую трость, не догадываясь, что в ее рукоятке спрятан револьвер тридцать восьмого калибра. Накануне он был заряжен пятью патронами с отравленными пулями, специально изготовленными на оружейной фабрике в Касселе. Предназначались они для куда более «высокой» особы, чем грабители.

Чухно вздрогнул, услышав два выстрела со стороны дома Рехта. «Что-то пошло не так, – занервничал он. – Обычно все обходилось без шума…»

Выждав несколько минут, он двинулся к дому. Брама была не заперта. С наганом в руке он поднялся по лестнице и подошел к двери. Прислушался. Вдруг дверь распахнулась, и он оказался лицом к лицу с Рехтом. Оба замерли, словно боясь спугнуть друг друга резким вдохом или движением. И когда Рехт схватился за рукоятку своей трости, Чухно выстрелил.

На полу квартиры лежали четверо. Чухно охватила паника: выстрелы могли быть услышаны в соседнем полицейском комиссариате на Зеленой, двадцать пять. Убедившись, что с Чепилой и Сорочинским все кончено, он поспешил вон из квартиры, даже не заглянув в хозяйские ящики и шкафы.

С мерзким чувством поручик удалялся от дома.

«Мало того что с пустыми руками, – растравлял он себя, – так еще утрачены два ценных «инструмента» такого присноблагодатного промысла».

Но больше мучила другая мысль: поверит ли Люфтов его рассказу о том, что в действительности произошло в квартире на Панской, девять?

Двадцать седьмого марта[216]1915 года царский поезд пересек старую границу и остановился на станции Броды. Из первого вагона выскочил конвой и быстро занял свои места вдоль голубого состава с монограммами и гербами. Вскоре в дверях четвертого вагона показался Николай Второй. Его встречали Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич и начальник Генерального штаба Янушкевич. После отдыха и завтрака все отправились во Львов на автомобилях.

По дороге государь дважды останавливался у белых могильных крестов, осматривал «политые русской кровью места». На въезде в город, у Лычаковской заставы, его ожидал с рапортом Бобринский. Затем вереница автомобилей продолжила путь в храм-манеж вдоль выстроенных по улицам Львова частей гарнизона – Оренбургского и Донского казачества, Государственного ополчения, воздухоплавательных, авиационных и маршевых рот.