Возникновение Вандальского королевства и ознакомление варваров с морским делом побудило императора св. Юстиниана Великого обратить самое серьезное внимание на создание нового римского флота. Квартированием вновь возведенных кораблей избрали Золотой Рог, второй гаванью стала Равенна, хотя, по мнению исследователей, количество судов было незначительным. Как полагают, для перевозки своих войск в Африку и Италию Велизарий использовал никак не более 100 судов различной классификации[522].

Последующая реорганизация флота произошла одновременно с образованием фемного строя и была обусловлена активностью арабов, ставших на многие столетия первым врагом Римской империи. Как полагают, эффективность действий византийского флота была довольно высокой, а для оперативных действий и защиты берегов от пиратов были созданы эскадры быстрого реагирования. Этот флот получил наименование «Карависианы» и имел своей базой Константинополь.

Однако ко времени правления Исаврийской династии выявились недостатки этой организации военно-морских сил Византии. «Карависианы» были расформированы, зато созданы независимые друг от друга морские организации, непосредственно подчиненные императору и действующие автономно против внешних врагов. Таким способом были созданы провинциальные морские структуры, где каждая из эскадр подчинялась своему стратигу, а помимо них централизованные морские силы (имперский флот) и фемный флот, состоявший из дромонов и легких судов[523].

Фема Кивирриотов стала специальной морской фемой, которой правил независимый стратиг. Фема располагалась неподалеку от Милета, в Малой Азии. Резиденцией стратига фемы являлась Атталия. Важность его положения подчеркивал размер ежегодного вознаграждения стратига, получавшего 10 фунтов золотом, хотя в имперской иерархии военных чинов занимал не самое высокое положение[524].

Новый царь, на котором закончит свое существование великолепная, блистательная династия Юстиниана, происходил из знатного каппадокийского рода, являлся этническим армянином и родился в 539 г. в городе Арасвиссе. Среди императоров Византии уже встречались исавры, фракийцы, испанцы. Но желание подчеркнуть преемственность власти Римских самодержцев среди современников св. Маврикия была такова, что его родословную произвели из старинного латинского рода[525].

Еще в юности начав придворную карьеру, будучи обеспеченным молодым человеком, св. Маврикий отличался спокойствием, исполнительностью, полным отсутствием высокомерия и гордыни, умением сочетать авторитет начальника с ласковым словом «отца солдат»[526]. Это был, как замечает летописец, муж благоразумный, проницательный, во всем добросовестный и твердый. Святой Маврикий отличался постоянством и строгостью нрава, не злоупотреблял пищей, принимая только необходимое количество самой простой еды. Он мало обращал внимание на сплетни и вообще, как человек довольно замкнутый, редко приближал к себе людей. Прирожденный военный и лично очень храбрый человек, царь сделал риск нормой жизни, не терял при этом чувства осторожности[527]. Среднего роста, крепкий, белокожий, круглолицый, он имел волосы рыжего цвета, крупный нос и пышную бороду, которую, однако, брил на римский манер[528].

Совсем не случайно св. Маврикия относят к числу наиболее выдающихся Римских императоров, правление которого ознаменовало переход от старого позднеримского государства к новому византийскому периоду Империи. Вынужденное оставление василевсом некоторых западных провинций вовсе не означало оставление принципиальных интересов Константинополя в Италии. Напротив, посредством организации экзархатов в Равенне и Карфагене, ставших форпостами византинизма на Западе, были консолидированы все силы, способные дать отпор германцам. Скажем также, что именно экзархаты стали прообразом будущей знаменитой фемной системы, спасительной для Византии[529].

Задолго до воцарения св. Маврикия случались видения, свидетельствующие о том, что этому человеку выпал высший жребий. Так, однажды ночью, когда будущий царь воскурял фимиам в святилище церкви Пресвятой Богородицы в Антиохии, завеса, отделявшая алтарь от остального храма, предстала перед ним как бы охваченная пламенем. Находившийся рядом Антиохийский патриарх Григорий (570—593) сказал, что это – божественное знамение и что оно свидетельствует о чем-то величественном и выдающемся.

В другой раз ему наяву явился Спаситель, потребовавший от него защиты Церкви. Отец св. Маврикия вспоминал, что в пору зачатия сына он видел во сне огромную виноградную лозу, выросшую из его ложа, с которой свешивалось множество гроздьев. А мать утверждала, что при рождении св. Маврикия земля источала невиданное благоухание. Благовествовал св. Маврикию и св. Симеон Столпник Младший Дивногорец (память 24 мая)[530].

И жизнь святого царя свидетельствует о том, что он в действительности являлся любимцем Бога. Вот как описывает императора один из древних летописцев: «Только ради одного Маврикия богочестие и счастье вступили в такой тесный союз друг с другом, что богочестие тормозило колесо Фортуны и не позволяло ему опуститься вниз. Впрочем, он уже был готов облечь пурпуром и венцом не только свое тело, но и душу. Ведь он единственный из недавних царей стал царствовать над самим собой и, будучи подлинным самодержцем, изгнал из души своей охлократию страстей, утвердив в своих мыслях аристократию; он являл собой живую картину добродетели, уча подданных подражать ему. Я рассказал это не ради лести, – продолжает повествователь, – разве с таким намерением это было сказано? Ведь он не знает о том, что я написал. Однако в истинности этого убеждают и то, что было даровано ему от Бога, и самые происшедшие с ним события, которые мы также единодушно должны приписать Богу»[531].

В довершение всему царь строго придерживался православного обряда и являлся безусловным приверженцем Халкидона. За время своего 20‑летнего правления он достроил храм в честь 40 мучеников, начатый еще при императоре Тиверии. А в городе Тарсе соорудил храм в честь Святого апостола Павла. Другие родственники царя также активно выделяли средства для строительства церквей и монастырей[532]. Царя вообще отличала строгая бережливость в средствах, не всегда, впрочем, распространявшаяся на его ближних родственников. После воцарения св. Маврикия на них щедро полил золотой дождь из запасов, собранных еще бережливым императором Юстином II.