до начала операции, рваные раны брюшной полости у обоих. Третий приехал с осколочным ранением грудной клетки. При ударе кусок щита оторвало и тот глубоко ушёл между рёбер. Зрелище было не из приятных. «Его точно отправят первым же рейсом, так как повреждено легкое, а тот с коленом, ещё неделю будет лежать у нас» с прискорбием отметила Анри, которая ещё не знала здешних принципов отправки тяжелораненых. Но уже следующим утром она с ужасом заметила, как парень с раздробленным коленом уезжал на машине, а парень с порванным легким остался лежать в интенсивной терапии. Врачи пытались удерживать его на этом свете ещё неделю, но в таких условиях легко было подхватить сопутствующее заболевание и начался сепсис. Чистили, кололи антибиотики и все безрезультатно, к началу второй недели парень скончался. За телами умерших тоже не спешили приезжать. Их стопками складывали в подвале плотно упаковывая в черные пакеты.

Здание слабо отапливалось, всегда теплыми оставались только хирургические кабинеты, так как замерзшими руками, было невозможно что либо делать. А в остальных отделениях температура не поднималась выше двенадцати градусов. Это очень удивило Анри. На её предыдущем месте работы каждая палатка хорошо отапливалась с помощью тех же крошечных реакторов, которые были в Свидах, их пустили на конвейерное производство уже очень давно, специально для этих нужд, а также и для других бытовых вопросов, но здесь всё было иначе. Конечно, постоянные сотрудники уже натащили сюда генераторов, купленных за свои деньги, которые присоединяли к отопительной системе, но их было не много, да и толк был не большой. Широкие окна и высокие потолки нужно было греть часами, чтобы стало хоть на градус теплее. В палатках было лучше, они отапливались специальными горелками на газу и сами по себе были не большие, поэтому быстро прогревались. Анри выделили место в самом углу одной из них. Довольно некомфортное место, ветер здесь дул из всех щелей. Самые козырные места были в центре, возле той самой горелки, но в палатке медсестер была строгая иерархия, о ней даже не говорили, она просто была и новенькие ютились по углам. Анри знала, что смена уедет через два месяца и она сможет сместиться поближе, если не найдется кто-то более наглый чем она.

Были в части и душевые и туалеты, все они находились в основном здании. Сюда не стали завозить портативные души и биотуалеты, а решили сэкономить и отдать в пользование пять обледенелых ванных комнаты под мытье и семь из десяти туалетов, имеющихся в здании, остальные три были сломаны. Вода здесь была едва теплая, но особо прошаренные знали, когда генераторы испытывали минимальную нагрузку и прогревали воду до оптимальной температуры. Анри пришлось почти четыре недели мыться, стуча зубами, прежде чем она поняла, почему ранним утром все местные устраивали бойню за душ и стала ходить в душ по возможности ночью. Конечно и ночью там толпился народ, но всё же его было значительно меньше, чем утром.

Все здесь ругались, ссорились изо дня в день, бранные слова заменяли почти все возможные существительные и глаголы. К середине января Анри начала замечать, что и сама стала весьма склочной бабой местного разлива, вся её учтивость и вежливость смылась вместе с ледяной водой, когда четыре из восьми генераторов сдохли одновременно, едва она успела вспенить шампунь на голове. Домыться все-таки пришлось, стуча зубами и проклиная всех и вся. После этого грубость и наглость стали её постоянными спутниками.

С экранов телевизоров и из сети лились ободряющие речи, что все лишения фронта объединяют людей. Анри усмехалась на эти напыщенные фразочки, звучавшие из уст гладко подстриженных ведущих, которые расстёгивали верхнюю пуговицу воротника от удушающей жары в помещении. «Как бы не так, объединяют» думала она, глядя как два врача поцапались на кухне из-за последней порции салата. В первую же неделю она тоже успела поругаться с парочкой медсестер из-за лишней смены. Им видители нужно было выехать на пару дней ко второму ряду фронта, за чем естественно не уточнялось. Обе были ярко размалёваны, такой макияж Анри видела лишь на проститутках и без подсказок поняла, с какой целью те туда едут. Врач из уважения к девушкам, которые провели здесь уже около четырёх месяцев, принял их строну и отпустил. На что Анри смогла лишь кинуть в их адрес парочку метких проклятий. Спустя месяц одна из них, бегала по госпиталю с тестом на беременность, тыкая им каждой встречной. Беременная, а значит свободная. Провожали счастливицу всем отделением, под слезливые поздравления девица упорхнула и больше не появлялась. Как сложилась дальнейшая её судьба никого не интересовало. Однако данный прецендент поднял волнение среди более молодых девушек, которые насмотревшись ужасов готовы были рожать без остановки, лишь бы не возвращаться в это проклятое место. Врачи взрослые и умудренные опытом поддерживали их намерения и не препятствовали вылазкам в соседний именитый отряд.

Анри в корне не устраивало такое положение вещей, всего за месяц четыре девушки покинули место по той же причине, а замену найти было не так-то просто, поэтому выходные исчезли из её графика. Она даже решилась на серьёзный разговор с заведующим, дабы тот прекратил бесконечно отпускать девушек в веселенькое путешествие по волнам любви. На что получила вполне ожидаемый ответ:

– Послушай, пусть бегут, пока могут. Я не вправе им мешать, здесь творится сущий бардак, условия ужасные, они молоды и полны сил, пусть рожают, пусть живут нормальной жизнью. Это сейчас относительное затишье, а пару месяцев назад нас выгнали с насиженных мест и нам приходится ютиться здесь. И ты тоже молода, Анри, и, если попросишь о подобном я не будут тебе мешать. Спасай свою жизнь пока можешь, здесь ты никому не нужна кроме себя самой – он тяжело вздохнул и ушел, не дожидаясь ответа. Анри была раздавлена. Жизнь в Свид 24 показались ей райской по сравнению с лагерем.

Была здесь и ещё одна проблема, о которой её предупреждал Ник – мужчины. Если со вторым рядом фронта регулярно катался вагончик с проститутками, то здесь их присутствие строго запрещалось. Для заключенных было всё под запретом. Телефон был настроен только на связь с родными. Многие из тех, кто был здесь, даже не знали, что творилось в мире, полная изоляция. Анри стала замечать на себе любопытные взгляды. К ней присматривались, иногда пытались вести беседы, пока она ходила от палатки до госпиталя, ехидничали и всё это её стало напрягать. Одна из медсестер постарше, ей было лет за сорок, как-то подловила её