Как вы уже знаете, я был ранен в окопах, был в опасности, но я люблю опасность, это дыхание жизни для меня. Но ужас Украины, наша беспомощность, наши жалкие попытки защитить евреев, массовые убийства мужчин, женщин и детей, могут ли они когда-нибудь покинуть меня, могу ли я когда-нибудь это забыть? Позвольте мне рассказать вам о нескольких случаях, которые произошли со мной там.

Однажды в ходе боев нам удалось прогнать группу петлюровских погромщиков из еврейского местечка, которое они только что разграбили и где они убили всех евреев, которых только смогли найти. Я вам расскажу, как они всегда действовали. Это повторялось из раза в раз. Всякий раз, когда они захватывали какой-то населенный пункт, они объявляли во всеуслышание: «Все евреи обязаны выйти из своих домов! Те евреи, которые не выйдут и будут прятаться, будут обязательно найдены нами и за неподчинение приказу будут убиты на месте!» И вот мы освободили это местечко, и из подвалов и чердаков вышли те считаные евреи, которые уцелели и чудом выжили после этого зверского погрома. Мы накормили этих несчастных, подбодрили их, но вскоре мы были вынуждены идти дальше и продолжать воевать. Так случилось, что через два дня мы снова оказались в этом же местечке, и я увидел, что все, кто выжил, и кого мы спасли, были убиты. Петлюровцы выждали, пока мы уйдем, вернулись, и убили их.

Шолом вытащил из кармана платок и вытер слезы из глаз.

– В тот раз я командовал небольшим батальоном, состоящим в основном из солдат-евреев, вернувшихся или бежавших из австрийского или немецкого плена. Многие из них были одеты в старую австрийскую и немецкую форму, которую им выдали в лагерях для пленных. Это была уже непригодная форма, но пленным её выдавали вместо лагерной робы. Мы сражались на тридцатикилометровом фронте против погромной белой армии Деникина[215]. В тот день мы вошли в маленький городок, который мы отбили от белогвардейцев. Городок был безжизненным и казался вымершим. В конце концов, несколько объятых ужасом евреев вылезли из подвалов, где они прятались. Увидев странную иностранную форму большинства моих солдат и узнав в нас евреев, они побежали к нам, требуя сказать, не американцы ли мы? Каким-то образом по России распространились слухи о том, что для спасения евреев от погромщиков посланы особые батальоны американских еврейских солдат. И эта жалкая, глупая надежда поддерживала их все это время!

– Я не могу отдыхать, – сказал Шолом, – я чувствую, что ничего еще не сделал для своих людей. Моя личность и мои страдания – это ничто. Я живу только для защиты еврейской чести и готов ради этого на все. Посмотрите, что происходит сегодня: мировая война давно закончилась, народы мира нашли для себя спокойствие и мир. Только для евреев нет мира. Нет абсолютно никакой разницы между физическими погромами против украинских евреев и погромами против евреев Германии, которые все чаще устраивают там Гитлер и нацисты.

Было еще много вопросов, и Шолом честно и откровенно на них отвечал. В заключение он описал свою жизнь в Париже и свою работу страхового агента. Он посмеялся над собой, сказав, что он плохой бизнесмен.

Последним вопросом был вопрос о том, угрожали ли петлюровцы или белогвардейцы жизни Шолома.

Его глаза вспыхнули, и он покачал кулаком под носом репортера, заявив:

– Я их не боюсь, они боятся меня. Вы знаете, что люди Петлюры жаловались французскому правительству, что они боятся за свою жизнь и что я, дескать, постоянно раздуваю против них заговоры?

Пресс-конференция ясно показала Шолома журналистам как человека, скромного, искреннего и идеалистического до фанатизма. Он был человеком, уже забывшим свой поступок и готовый перейти к новым делам, новым приключениям, новым проектам.

Сцена 58

2 марта 1938 года, Кейптаун.

Шолом вернулся в гостиничный номер после обзорной экскурсии по городу. Он нанял хорошего гида со своим автомобилем и решил посвятить этот день отдыху. У него было прекрасное настроение, и даже не болела часто нывшая после ранения рука. Он сделал много фотографий и зашел в гостиницу, для того чтобы принять душ и переодеться перед встречей с Розенбергом. В 19:00 он вышел из отеля и сел в заказанное заранее такси.

Шолом прошел в ресторан и сразу заметил идущего к нему навстречу человека в дорогом сером костюме. Тот улыбался и протягивал ему руку. Это был среднего роста блондин, с полным бритым лицом и голубыми глазами.

– Господин Шварцбард? Добрый вечер! – поприветствовал его незнакомец на французском.

– Добрый вечер! Вы доктор Розенберг? Говорите на идишe? Может, лучше сразу перейдем на родной язык? – ответил Шолом.

– Прошу, прощения. Я не говорю на идишe… Меня зовут Ян Квасневский. Я партнер доктора Розенберга. Я поляк, родом из Варшавы. Проходите, пожалуйста, – ответил незнакомец.

Шолом сел за стол, за которым сидели еще двое мужчин с чисто славянской внешностью.

– Знакомьтесь, господин Шварцбард, – сказал Квас-невский, – это доктор Марек Брызда, а это господин Александр Ковальский. Доктор Розенберг, к сожалению, не смог сегодня присоединиться к нам, так как был срочно вызван на внезапную встречу с лидером еврейской общины Кейптауна. Они запросили встречу, видимо, понадобилось экстренное финансирование…

Шолом усмехнулся, и едко спросил:

– Неужели вопросы финансирования бывают экстренными? Я-то думал, что эти вопросы планируются заранее и решаются очень долго и очень медленно, в отличие от операций или военных действий…

Квасневский неловко улыбнулся и сказал:

– Я прошу прощения за него. Поверьте, это был форсмажор.

Шолом обвел взглядом трех славян, и нехорошее сомнение проникло в его сердце, но он не показал вида, и не проявил волнение или подозрение. Вместо этого он сказал:

– Что ж… Все можно понять… А вы, пане поляки, неужели все вместе тоже работаете на еврейской благотворительный фонд барона Ротшильда?

И снова за столом повисла неудобная пауза, которую сгладил Квасневский.

– Дорогой господин Шварцбард, я Вам все сейчас расскажу по порядку. Давайте с Вашего позволения закажем ужин, освободим официанта и выпьем по бокалу вина за знакомство, а потом мы ответим на все Ваши вопросы и развеем все Ваши подозрения.

Шолом откинулся на спинку кресла и ответил:

– Ужин дело хорошее. Но пить не буду. Прошу меня извинить. Я никогда не пью алкоголь во время деловых встреч. Мне, пожалуйста, минеральную воду. Из основных блюд я бы предпочел жареную утку с картофелем и салат. Спасибо.

Поляки тоже сделали свои заказы, и официант, записавший все пожелания, ушел. К Шолому обратился доктор Марек Брызда. Это был высокий, с длинными руками, полный человек, в очках, с усами и бородой.

Но он все равно больше походил на крестьянина в дорогом костюме, чем на интеллигента.

– Господин Шварцбард, мы тесно сотрудничаем с фондом Ротшильда. Через наш офис в Варшаве. Как Вы понимаете,