полиции. Он нанял к себе в отдел около 80 русских эмигрантов и казаков, у многих из которых было очень темное прошлое. Гутман вел себя как бандит с большой дороги. Он арестовывал любого неяпонца, казавшегося ему состоятельным, при проверке документов в поездах и обвинял его во всех смертных грехах, а затем пытал этих несчастных людей в специальном подвале особого отдела. Многим сотрудникам железнодорожной полиции было известно, что в этом подвале занимаются пытками, издевательствами, шантажом, вымогают деньги и насилуют женщин.

Ровно через час Гутман пришел к Петренко и все у него вынюхал. Он сфотографировал солдатика и расписку Слуцкого. Также он заставил Петренко написать экспертное заключение о том, что этот солдатик действительно является раритетной игрушкой, принадлежащей императорскому дому Романовых и выкраденной из императорского дворца. Петренко написал все, что хотел Гутман.

– Кстати, Вы спросили его о том, когда он назад едет?

– Конечно, Леонид Николаевич… В четверг-с. Ближайший. Ночным поездом на Дальний. Кажется, отправление в 20:00, – с усердием шпика выпалил Петренко.

Напившись кофе с коньяком и закусив ароматным швейцарским шоколадом, Гутман довольный ушел от Петренко.

Сцена 62

Харбин. Особняк Дальневосточного союза казаков. Второй этаж. Кабинет Слуцкого.

Виктор сидел за своим рабочим столом, глубоко погрузившись в чтение бумаг, посвящённых формированию отдельной русской дивизии, которую японцы планировали использовать против советской России, как вдруг в дверь резко позвонили.

Виктор встал из-за стола, спустился вниз и сам открыл входную дверь. Из-за недостатка финансирования у организации критически не хватало денег, а это здание атаману Семёнову предоставила японская разведка.

Перед ним стоял высокий, худощавый бритый блондин в сером костюме и плаще.

– Господин Слуцкий? – вежливо спросил пришедший с подобием фальшивой улыбки.

– Так точно. С кем имею честь?

– Очень приятно. Леонид Николаевич Гутман. Майор железнодорожной полиции. У меня к Вам дело. Точнее, вполне возможно, что на Вас будет заведено дело.

Гутман гадко улыбнулся, обнажив зубы.

Виктора прошиб пот. Но он взял себя в руки и сказал:

– Что ж… Интересно. Однако в ногах правды нет. Пройдемте ко мне в кабинет. Поговорим.

Они поднялись на второй этаж, и Гутман, выложив из своего портфеля фотографии и заключение Петренко, аккуратно положил это все перед Виктором на стол.

– Что Вы хотите? – медленно процедил Виктор.

Гутман откинулся на спинку кресла и, закинув ногу на ногу, вальяжно ответил:

– Господин Слуцкий… Как Вас там на самом деле-то зовут? Авигдор, если я не ошибаюсь… Бросьте Ваши еврейские штучки. Не понимаете Вы. Всё Вы прекрасно понимаете. Этого солдатика Вы решили продать для атамана Семёнова. Вещица его. И она краденая. Стыдно… По большому счету это может стать концом его блестящей политической карьеры… Да и для Вас эта история ничем хорошим не грозит.

Виктора тошнило от этого антисемита, так нагло осмелившегося шантажировать его, но он взял себя в руки и произнес:

– Я повторю мой вопрос. Чего Вы хотите, сударь?

Гутман расхохотался.

– «Сударь»… Какие старорежимные словечки… А на дворе у нас милитаризм, капитализм, коммунизм и нацизм… Слушай сюда, жидовская ты морда, денег надо дать, и дело будет закрыто. Все же очень просто.

Виктор побагровел и в мгновение ока накинулся на Гутмана, перепрыгнув через стол. Он начал его нещадно бить кулаками по лицу.

– Это тебе за жида, мразь… – хрипел он, разбивая холеную физиономию шантажиста в кровь.

Избив Гутмана до полусмерти, Виктор выгнал его вон из здания. Продолжать работу с документами он уже не мог, и поехал на съемную квартиру, где всегда останавливался во время своих частых визитов в Харбин. Гутман же, весь в крови, вернулся в отделение полиции и, придя в себя, написал рапорт о нападении на него опасного для общества преступника В.С. Слуцкого, против которого есть все улики, доказывающие его причастность к краже имущества императорского дома Романовых, которое тот пытался нелегально продать. Помимо этого, мстительный немец добавил от себя, что от русских иммигрантов он слышал, что еврей Слуцкий пагубно влияет на атамана Семенова, имеет родственников в Советской России, служащих в советской разведке и Красной армии, и не исключено, что он является также и советским агентом. Гутман запросил разрешение на арест Слуцкого в поезде.

Через своего японского покровителя Гутман уже на следующий день получил разрешение на арест Слуцкого в поезде и на отправку его в Тяньцзинь для допросов.

В четверг вечером в вагоне уходящего поезда Виктор был арестован людьми Гутмана. Сам Гутман присутствовал при аресте, но сдерживал себя, решив дать себе волю в своем родном полицейском отделении Тяньцзиня. Расстояние от Харбина до Тяньцзиня былo большим, 1200 км, но тем не менее Виктора в наручниках отправили именно туда. Он был доставлен в логово Гутмана.

Начались страшные по жестокости допросы, в ходе которых Гутман с лихвой отомстил за свое унижение. Изощренные японские пытки сменялись грубыми русскими побоями. Виктор ждал, что со дня на день его освободит атаман Семёнов, но почему-то этого не происходило.

Так проходили дни, потом недели, потом месяцы… К Виктору так и не пришли ни сам Семёнов, ни люди из его окружения. Также его не пришла навестить жена, видимо, даже не знавшая о том, где он.

Царского солдатика Виктор взял на себя, полностью выгородив атамана, но ему «шили» то, что он является агентом большевиков. Это была смертельная статья. Его пытали, лишали сна и еды и требовали подписать признание.

Гутмана Виктор не мог видеть, но один из японских следователей понравился ему, и он решил сыграть с ним в игру.

– Пожалуйста, сообщите моей жене… Я хочу увидеть её. В обмен на это я могу выдать советских агентов, работающих под прикрытием у вас… – сказал ему на очередном допросе Виктор.

Японец обрадовано пообещал помочь и организовать встречу с женой. Через неделю она приехала. Она еле узнала в этом поседевшем, постаревшем, изуродованном побоями человеке своего красавца-мужа. Виктор передал с ней письмо к атаману Семёнову, в котором он рассказывал ему о произошедшем с ним, и просил о помощи. Жена уехала в Дальний, и первым делом договорилась с атаманом о встрече.

Сцена 63

Дальний, кабинет атамана Семёнова.

Сорокачетырехлетний атаман, изрядно постаревший, но не уставший от женской красоты, как и положено царскому генералу, вскочил со своего кресла и громко поздоровался с супругой Виктора.

– Здравствуйте, дорогая Вы моя, госпожа Слуцкая… Проходите, пожалуйста.

Он подошел к Любе, церемониально поцеловал ей руку и усадил её на стул.

– Дорогой Григорий Михайлович, умоляю Вас, спасите, пожалуйста, моего мужа… Они убивают его там… – произнесла Люба и зарыдала.

Атаман утешал её, а затем велел адъютанту принести посетительнице воды. Люба попила и, тяжело дыша, передала Семёнову письмо от мужа. Атаман сел за стол и внимательно его прочел.

– Ну что Вы молчите, Григорий Михайлович… Я была там… Они звери… Особенно этот подлец Гутман… Спасите Виктора, умоляю Вас…