Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шолом был удивлен всем сказанным и заметил:
– Не думал, господа, что эта встреча будет проходить с такими высокопоставленными чиновниками… Честно говоря, я рассчитывал на пожертвование от фонда Ротшильда, которое могло бы помочь изданию новой Еврейской энциклопедии, а часть средств я думал отдать в еврейский детский дом в Париже, которому я постоянно помогаю… Однако поясните мне, пожалуйста, связь между вами и господином Розенбергом.
Доктор Марек Брызда ответил:
– Посмотрите на ситуацию в Восточной Европе. Уверен, что Вы читаете газеты и следите за происходящим. Польша зажата между СССР, который так и хочет снова вернуть нас себе и сделать из нас советскую губернию, и нацистской Германией. Гитлер пока что нацелен на соединение с Австрией. Две недели назад он уже фактически её присоединил к рейху, вынудив канцлера Шушнига подписать унизительный ультиматум под угрозой военного вторжения, в котором Австрия фактически стала протекторатом Германии, а лидер австрийских нацистов Зайсс-Инкварт назначен министром внутренних дел. Австрии уже фактически нет. Съев её, Гитлер, скорее всего, не успокоится и устремит свой взор на бедную Польшу. В любом случае фонд барона Ротшильда, трезво оценивая все эти риски, заключил с нами договор о взаимной помощи. Мы будем помогать местным евреям Польши, если это потребуется. Вот наша связь с господином Розенбергом. Да и сам он, если бы не этот неожиданный вызов, был бы сегодня тут, с нами. Уверен, что он захочет встретиться с Вами отдельно.
Шолом понял связь между ними и фондом Ротшильда и начал спрашивать о жизни в Варшаве. Тем временем принесли еду, и начался обед, во время которого он узнал много интересного о жизни в Польше. Перед десертом Шолом вышел в туалет.
«Странные поляки… – думал он, – и вся эта встреча какая-то странная. Ни денег пока что, ни Розенберга…»
Пока Шолома не было за столом, человек, представившийся Ковальским, вытащил из кармана какой-то порошок и всыпал его в стакан с минералкой Шолома. Затем он быстро вытащил второй порошок и высыпал его в бутылку с минеральной водой, стоявшую рядом.
– Ось і добре, Іван. Сідаємо. Зараз жид прийде,[216] – шепотом сказал псевдо-Брызда на украинском.
Шолом вернулся. Разговор пошел о героизме Шолома, о Париже и о женщинах. Поляки заказали всем штрудель на десерт, оплатили ужин и вызвали Шолому такси в отель.
Шолом приехал в двенадцатом часу ночи в своей отель, забрал ключ у клерка и направился к себе в номер. Он прошел внутрь. Снял с себя пиджак и ботинки, отцепил бабочку и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Он подошел к стеклянной двери, ведущей к балкону, и открыл её. В кресле балкона кто-то сидел. Он отчетливо увидел чей-то темный женский силуэт.
– Кто Вы? – спросил Шолом по-английски.
– Садись, Шоломке… – услышал он до боли знакомый и родной мамин голос.
– Мама?! – крикнул Шолом что есть мочи и бросился к ней.
Перед ним на кресле сидела самая прекрасная женщина мира, его любимая мама, молодая и красивая, такая же, какой она была в его далеком детстве.
– Мама!!! Ты ли это?! Или я сплю? – крикнул Шолом и бросился к ней в объятия.
Мама была настоящей и живой. Он целовал её руки, голову, волосы.
– Мамочка, ты пришла ко мне из рая? Скажи мне… Мамочка… Мамочка моя любимая… Как я скучал по тебе… Как я звал тебя ночами… Как я разговаривал с тобой… Ты слышала меня? Ты слышала? Скажи мне… Ведь мне было всего семь лет, когда Б-г забрал тебя от нас… – говорил он.
– Я всегда слышала тебя, мой любимый сыночек. Я всегда была рядом с тобой. И я всегда старалась приходить к тебе во сне, выпрашивая на это особое разрешение у Б-га… – ответила его мама.
Она гладила его густые волосы и целовала его лоб, щеки, глаза.
– Шоломке, родной мой… Тьма опускается на землю… Зачем тебе здесь быть? Я пришла за тобой. Отец так скучает по тебе. И дед Мойше. И дед Авигдор. И бабушки. Все тебя ждут, мой герой… Пойдешь со мной? – спросила его мама.
Шолом заплакал от счастья и облегчения.
– Мамочка, любимая моя… Я не плакал в боях… А сейчас плачу… Как я могу тебе отказать? Конечно, я пойду с тобой… – произнес он.
– Сядь на кресло. Вот так. И дай мне руки. Тебе не будет больно, – сказала мама.
Шолом послушно сел в кресло и протянул маме обе руки. В следующий же миг он уже стоял рядом с мамой, а его тело спокойно сидело на кресле, смотря на ночной океан.
– Полетели, сыночек? Ты умеешь летать? Давай я тебя научу, – шепнула ему мама. – Вытяни руки и взмахни ими. Лети за мной – сказала она и взмыла в темное небо.
Шолом полетел вслед за ней. Ему было очень легко и хорошо. Они поднялись ввысь, в черное ночное небо, и, поравнявшись с луной, попали в какой-то темный коридор, быстро пролетев который, вылетели в золотой и прекрасный мир, где уже не было ни боли, ни страха, ни болезней, ни смерти, ни старости, ни зла…
Шолома встречали царь Давид и Баал-Шем-Тов, и прекрасный золотой свет шел от них и соединился с ним. Навстречу ему летел отец, молодой, без единого седого волоса. А за ним летели его дедушки, бабушки и другие родственники…
Сцена 59
Тело Шолома было найдено на следующий день, 3 марта 1938 года, на балконе собственного номера. Причиной смерти был назван инфаркт.
Еще в октябре 1928 года евреями подмандатной Палестины был создан комитет, ставящий своей целью добиться от английских властей разрешения для Шолома Шварцбyрда переехать жить в святую землю. Комитет устраивал публичные акции в поддержку права Шолома на переезд в Тель-Авиве и добился внесения его имени в еврейскую национальную золотую книгу. Перед тем как тело Шолома было предано земле, было решено похоронить его в особом металлическом гробу, для того чтобы потом перезахоронить его на святой земле. Шолом Шварцбyрд был похоронен в Кейптауне на еврейском кладбище.
Хана чудом пережила тяжелейшее время Второй мировой войны, оккупацию Франции нацистами и Холокост. Она нашла во время войны убежище во французской провинции, где её прятали друзья, связанные с Сопротивлением. После освобождения Франции союзными войсками она сама начала писать стихи на