— Он позволил мне творить, — мечтательно произнесла Ирина. Воспринимать ее как маму Насте становилось все сложнее. — Он привозил мне материал и позволял делать что угодно. Какие картины я создавала! Какие дивные скульптуры! Какую одежду, какие украшения!

Ее никогда не привлекало само убийство, ей было плевать, как умерла ее жертва. Точно такое же безразличие Ирина испытывала к результатам трудов своих. Ей был важен сам процесс, контакт со смертью. А свои работы она легко отдавала Степану — и он умудрялся продавать их. Она не знала, кому и как. Ей просто нравилось, что он избавил ее ото всех сложностей.

Настя понятия не имела, кто купил бы такой ужас. Но кто-то же покупал, раз Степан так старательно подыскивал для жены новые тела! Он же занимался захоронением того, что от них осталось.

Сначала трупы пытались уничтожать или закапывать в лесу. Однако очень скоро стало ясно, что это опасно: требовалось привлекать людей, выполняющих грязную работу, и надеяться на их молчание. Нужно было нечто другое, близкое, контролируемое…

Тогда и родилась эта идея с парком. Она была смелой, наглой, но не лишенной смысла. Это ведь старый принцип, не Янковским придуманный: если хочешь что-то спрятать — прячь на виду. Степан просто придал этому новое значение. Именно он стал инициатором реконструкции старого, никому не нужного парка.

Компания, занимавшаяся озеленением, не имела никакого отношения к его делам, им он не мог доверять. Те люди работали честно, Степану не нужно было подкупать их. Ему важно было получить постоянный доступ к парку. Поэтому днем там работали садовники, а ночью — его люди. Накопившиеся останки похоронили глубоко под землей, засадили деревьями, скрыли под идеально ровным газоном. Никто не стал бы копать там, искать их… никто и не должен был.

Когда появлялись новые трупы, Степан просто проводил посадку в парке. Это казалось жестом доброй воли: он закупал редкие и дорогие сорта деревьев, кустов, цветов. Им восхищались, а его истинные мотивы оставались скрытыми ото всех, кроме его жены и пары приближенных ассистентов.

— Я даже не знала тогда, где он брал эти тела, — беззаботно пожала плечами Ирина. — Про даркнет я услышала только от Васи. Степа мне мало что рассказывал. Он считал, что я должна творить, не задумываясь о мелочах. Если бы я умела любить, я бы любила его за это. Мне даже хотелось! Но не получалось, с этим не сложилось.

Удовольствие она по-прежнему получала только от игры со смертью. Все остальные часы существования казались Ирине серыми и бессмысленными. Если бы была ее воля, она бы не прекращала, каждый день творила бы что-то новое… Но Степан не позволял ей. Он знал, что так она очень быстро попадется, да Ирина и сама это понимала, а потому никогда не спорила с мужем.

Ее странные, противоестественные творения постепенно начали приносить такой же солидный доход, как и бизнес Степана. Он не мог усидеть на двух стульях одновременно, он понимал, что работа с его женой требует особого внимания. Поэтому он нанял ей личного ассистента.

Вот как в эту историю вошел Василий Романов. Он был протеже Янковского, однако вовсе не таким, как все представляли. Он знал о бизнесе Ирины с самого начала, ему было поручено контролировать все — от получения трупов до продажи готовых произведений.

В большинстве случаев именно он и занимался убийствами. Если вдруг жертва попадала в особняк живой, Романов это исправлял. Ирина не страшилась смерти, ей это казалось грязной работой, в которой нет ничего хорошего. Она доверяла Романову, как самой себе, она позволяла ему принимать все решения.

Поэтому неожиданная смерть Янковского не подкосила ее, не стала поводом для грандиозных перемен. Романов просто продолжил делать то, что делал раньше. Что же до их брака… Ни о какой любви здесь и речи не шло. Скорее, это было подтверждением их партнерства. Став ее супругом, Романов становился и полноценным наследником.

Пока был жив Степан, Романову приходилось прислушиваться к его мнению. Однако теперь босса над ним не было, и он действовал собственными методами. Он отказался от использования парка, эта идея ему никогда не нравилась. Ирина понятия не имела, куда он увозит трупы, да и зачем ей было знать это? Конечно, она о чем-то догадывалась, ведь служебные грузовички строительного завода стали появляться рядом с их домом все чаще. Но лишних вопросов она не задавала, потому что ей плевать было на ответы.

Проблемы начались лишь после того шторма… Когда были обнаружены первые кости близнецы, которых она так и не тронула, впервые ощутив почти суеверный страх перед творением природы. Вот тогда все закрутилось! Романов успокаивал ее, убеждал, что все будет хорошо, они справятся. Ирина хотела ему верить, но давалось ей это все сложнее…

Дурное предчувствие ее не обмануло. Романов был схвачен, а она слабо представляла, как будет жить без него. Сколько она вообще продержится!

— Я уеду, — пояснила она. — Это раньше помогало мне. Уеду сегодня же… Как только покончу с тобой. Я не хотела, чтобы это произошло так быстро, но из-за отъезда у меня не осталось времени на ожидание.

— Чего ты ждала? — не выдержала Настя. — Почему не убила меня сразу, если никогда не любила?!

— Ждала вдохновения, — невозмутимо пояснила Ирина. — Я ведь уже сказала: у тебя очень красивая кожа. Много… Я знала, что должна сделать из нее что-то особенное. Это и моя кожа тоже! Я с таким никогда не работала… Но теперь, раз мне придется уезжать, буду действовать в спешке. Очень жаль.

Она не лгала и не пыталась задеть Настю. Зачем, если правда ранит больнее всего? Ирина действительно не чувствовала никакой привязанности к дочери, о любви и говорить не стоило. Она смотрела на живого человека, который искал ее всю жизнь, который обожал ее, невзирая на предательство, — а видела только кожу, которую сможет использовать.

Говорить с ней было бесполезно, да и не получилось бы. Настю душили рыдания, она уже чувствовала холодное прикосновение истерики.

Неожиданно в стороне, где-то над ними, раздался грохот. Здесь он был приглушенным, но… Ирина наверняка заперла дверь в подвал. Раз звук долетел сюда, он должен быть по-настоящему оглушительным!

— На взрыв похоже… — указала Настя.

— Да, похоже, что-то взорвалось, — нахмурилась Ирина.

— Разве ты не хочешь проверить?

— Нет смысла. Я плачу людям, они с этим разберутся.

— Но вдруг там пожар?!

Настя понимала, что нет смысла на что-то надеяться. Даже если Ирина уйдет, а потом вернется, это сохранит ей жизнь в лучшем случае на пять минут. Но она ничего не могла с собой поделать — она поняла, с каким отчаянием утопающий хватается за соломинку.

Вот только Ирина оставалась все такой же равнодушной ко всему, кроме своей цели.

— Был бы пожар, сработала бы сигнализация. Мой дом защищен.

— Мама… тебе не обязательно это делать!

— Не обязательно. Но я хочу! Я наконец-то поняла, как убить тебя, не испортив кожу.