Адвокат снова пытается привлечь внимание Даррела. На этот раз я слышу его слова немного более отчетливо. — Мы должны войти сейчас.

— Просто дай мне минутку, — говорит ему Даррел.

Чувство вины пронзает меня. — Прости. Ты справляешься с этим по-своему, а я здесь извожу тебя.

— Это не так, Санни. На самом деле, ты делаешь обратное. Приятно знать, что ты на моей стороне, сражаешься вместе со мной. Хотя я бы хотел, чтобы ты ни с кем не сталкивалась лицом к лицу, пока мы во всем не разберемся.

— Я обещаю, что никого не буду бить своим кошельком, пока мальчики не станут безопасной и законной частью твоей семьи.

Он выдыхает. — Не буду врать. Я нервничал перед твоим звонком.

— Не нервничай. Просто будь честен. Ты — лучшее, что есть у этих детей.

— Спасибо.

— Иди на свою встречу. А потом зайди ко мне домой, как только выдастся свободная минутка. Вчера вечером я приготовила фасоль, так что приготовлю тебе большой обед по-белизски. Ты можешь рассказать мне, как продвигается план.

Он хихикает. — Я люблю тебя.

Я улыбаюсь и открываю рот, чтобы сказать то же самое, но вспоминаю предложение о работе от клиента и останавливаюсь. Нам нужно, чтобы вы отправились в Белиз и уладили все дела оттуда. Это займет несколько месяцев.

Даррел вешает трубку, пока я колеблюсь. Я слушаю гудок и чувствую, как мое сердце бьется в миллионе разных направлений. Сейчас неподходящее время бросать Даррела, Майкла и Бейли. Я нужна им здесь.

Но как насчет того, что тебе нужно?

Я крепко зажмуриваю глаза.

Вся твоя жизнь будет вращаться вокруг этой семьи. Ты хочешь этого, Сунита?

Будут и другие возможности. Не похоже, что оплачиваемая поездка в Белиз, чтобы заниматься любимым делом, имеет такое уж большое значение.

Мои пальцы сжимаются на руле, пока я борюсь с собой. Правда в том, что у меня не должно быть всех этих сомнений. Если я собираюсь стать постоянной частью жизни Майкла и Бейли, я должна научиться ставить их на первое место. Расставлять приоритеты должно быть легко. Это должно быть похоже на дыхание.

Это не то же самое, что дышать.

Я прикусываю нижнюю губу и завожу машину. Клиентка дала мне сорок восемь часов, чтобы разобраться в себе и дать ей ответ. Это означает, что я могу побеспокоиться о работе в Белизе позже. Прямо сейчас я собираюсь сосредоточиться на том, что я могу контролировать, а именно на работе над своими дизайнерскими концепциями и ожидании возвращения Даррела домой.

ГЛАВА 18

RING POP

ДАРРЕЛ

— Губернатор не смог помочь? — Спрашивает Алистер, закручивая кончик галстука поверх узла.

— Нет. — Я замираю, пока портной возится с подолом моих брюк. Он уже бросил на меня несколько мрачных взглядов, и в последний раз он сопроводил свой взгляд легким уколом булавкой. Я не сдвинусь ни на дюйм, пока он не закончит со мной.

— Но он дружил с вашей семьей. Почему он не вмешался?

— Он сказал, что так близко к выборам это выглядит не очень хорошо. Он не хочет никаких скандалов, а вмешательство в дело суда по семейным делам, по-видимому, ”неправильный посыл".

— Логично, — говорит Алистер, натягивая смокинг.

Я хмуро смотрю на него.

Он видит меня в отражении зеркала, но даже не моргает. — Будет лучше, если ты узнаешь правду. Только так ты сможешь дать отпор.

— Я не плохой парень.

— Они назвали тебя так вслух?

— Они заставили меня думать, что я был бы идеальным, если бы не был мужчиной и не был одинок.

— Наглость.

— Неужели это так странно? Я беру к себе двоих детей?

— Немного.

Я хмуро смотрю на него.

— Честно говоря, они работают с детьми, подвергшимися насилию, и весь день видят придурков, которые причиняют детям боль. Я уверен, что это сбивает их с толку.

— Я бы не причинил вреда детям. — От этой мысли мне становится физически плохо.

— Я знаю. Твои намерения чисты. Но мир — нет. Несправедливо, что ты должен страдать из-за этого. Я понимаю. — Он поправляет воротник так, чтобы он лежал ровно. — А другого способа нет?

Я разочарованно провожу рукой по волосам. — Я думал, что смогу убедить их с помощью письма о намерениях мисс Джинс, но она умерла до того, как смогла подать документы об опекунстве. У письма нет никаких юридических оснований. Максимум, для чего я могу его использовать, — это для характеристики.

Алистер издает горлом сочувственный звук.

— Такое чувство, что я не выполняю свою часть сделки. — Мой голос становится тише, когда воспоминания захлестывают меня. — На смертном одре профессор Штайн думал только о своей семье и о том, как они будут жить без него. Я сказал ему, что защищу их. Я сказал ему, что он может уйти с миром.

— Что именно он сделал, что сделало тебя таким преданным ему? — Алистер делает паузу. — Это как-то связано с тем, почему ты бросил работу и вернулся в школу изучать психологию?

— Так и было. — Я потираю затылок. — Я никогда не говорил Клэр, потому что ей не нравилось слышать дурные отзывы об отце, но правда в том, что я работал в финансовой сфере только потому, что папа мне так сказал. Он сказал, что если я не собираюсь в армию, то мог бы научиться распоряжаться маминым наследством. Я сделал то, что он хотел, но это душило меня. Мне всегда нравилось изучать мозг и то, как он влияет на людей, но у меня не хватало смелости заняться этим. Я чувствовал себя в ловушке.

— Тогда-то вы и познакомились с профессором?

— Это было случайно. Одна из его пациенток выбежала перед моей машиной. Она бросилась в поток машин, потому что хотела покончить со всем этим. Я вышел из машины, чтобы помочь ей, но я не знал, что делать. Потом появился профессор. Он говорил с ней в темноте. Я последовал за ним обратно в его терапевтический центр, и он сделал то же самое со мной. Он проявлял личный интерес к моей жизни, проверял меня и подбадривал. Когда он узнал, что я интересуюсь нейропсихологией, он подтолкнул меня к этому. Он стал моей системой поддержки. Он изменил мою жизнь. Я бы до сих пор был в ловушке, если бы не он. Я бы все еще задыхался. И, возможно, все стало бы настолько плохо, что я бы сделал выбор, о котором сожалею. Вместо этого я каждый день занимаюсь любимым делом. Я в долгу перед ним за