— Сунита, ты должна подумать о своем будущем.

— Да. — Мое горло сжимается. — Все, о чем я могу думать, — это будущее. — О Дарреле Хастингсе пишут в каждом "завтра" с этого момента, пока я не состарюсь и не поседею, и даже после этого. У него непроницаемое лицо, грубый рот, иногда сварливый, иногда милый, иногда веселый, чрезвычайно великолепный наркотик размером с человека.

Тот факт, что он парень в толстовке со средней школы, делает его еще более милым для меня. Я действительно хотела бы познакомиться с ним помоложе. Я действительно хотела бы загладить свою вину за этот глупый розыгрыш.

— Нет, Сунита, ты не думаешь о будущем. Ты думаешь о широких плечах этого человека, зеленых глазах и его интимных местах. Ты думаешь, я тебя не знаю?

Я ахаю. Не потому, что она неправа, а потому, что она моя мать. — Мама, не говори таких вещей.

— Ты думаешь, он действительно любит тебя?

— Я знаю, что любит.

— Почему? Потому что он говорит, что ты красивая? Потому что ты ‘отличаешься от любой из женщин, с которыми он был раньше’? Конечно, он бы так и сказал. Ты майя. Ты происходишь из длинной линии могущественных мужчин и женщин. Конечно, этих белых людей потянуло бы к тебе точно так же, как их тянуло к нам, когда они колонизировали наши земли.

— Даррел не собирается "колонизировать" меня, мама. То, что у нас есть, реально.

— Потому что ты чувствуешь покалывание и возбуждение, когда он прикасается к тебе? Пожалуйста. — Она фыркает.

— Потому что он замечательный, добрый и поддерживающий. Потому что у него есть все причины ненавидеть меня, но он этого не делает.

— О чем ты говоришь?

— Это парень из средней школы, ма. Парень в толстовке.

— Ай-яй-яй! Кто это теперь?

Моя грудь поднимается и опускается в такт прерывистому дыханию. — Мам, помнишь, когда у меня были неприятности из-за того, что я сорвала ободряющий митинг в старшей школе, и я никогда не говорила тебе почему?

— Да.

— Я сделал кое-что ужасное кое с кем на митинге бодрости духа. Этим кем-то был Даррел.

— Ты уверена?

— Да. — Мой голос срывается, когда я борюсь со смесью благодарности и сожаления. — После всего этого он все еще хочет видеть меня такой, какая я сейчас. Разве не ясно, что он любит меня, мама?

— Ясно то, что у него есть причина вернуть тебя. — Мамин голос тонкий, как лопнувший воздушный шарик.

— Он простил меня, мама. Он больше не держит на меня зла. Он хороший человек. Самый лучший мужчина. Он взял Майкла и Бейли к себе из-за обещания, которое дал своему профессору. Вот такой он человек.

— Милая, я знаю, что это эмоциональное открытие, но я не хочу, чтобы оно закрывало тебе глаза.

— Закрывало глаза на что, мам? — Мой голос срывается, когда я разражаюсь слегка ненормальным смехом. — Что я не заслуживаю Даррела? Что он пострадал от моих рук, но все же готов простить меня и любить? Что из этого ты не можешь осознать? — Кричу я.

— Что, если это всего лишь его месть?

Каждый мускул в моем теле замирает.

— Ты слышала, что он сказал в тот день. Даррел из тех парней, которые дают обещание и выполняют его, каким бы безумным оно ни было. Что, если он много лет назад пообещал тебе отомстить?

Я усмехаюсь. — Ты снова смотрела теленовеллы? Думаешь, реальная жизнь такая же дикая, как то, что ты видишь по телевизору?

— Дорогая, реальная жизнь может быть более странной, чем то, что показывают по телевизору.

— Даррел не пытается мне отомстить.

— Подумай об этом. Он мог бы тянуть время, выжидая идеального шанса. Возможно, он хочет довести тебя до высшей точки счастья, а потом нанесет удар.

Я быстро моргаю. Это безумие. Даррелл бы никогда… он бы не стал. Верно? Нет. Я доверяю ему. Он хороший человек.

— Мам, не будь смешной, — бормочу я. Я хватаюсь за любое объяснение, которое успокоило бы ее и развеяло сомнения, которые она пробудила во мне. — Если бы это был план мести Даррела, он бы не ждал целый год, чтобы осуществить его. Мы постоянно сталкивались из-за Кении, Алистера и Белль. Он мог бы с самого начала притвориться заинтересованным, но так и не сделал этого.

— Может быть, он планировал это долгое время и ждал подходящего момента.

— Я собираюсь повесить трубку, если ты продолжишь так говорить, мам.

— Сунита, все, чего я хочу, это чтобы ты не пострадала.

— Даррел не причинит мне вреда.

— Хорошо, может быть, он не причинит тебе вреда намеренно, но знаешь ли ты, что дети сделают с твоей жизнью? Со всеми возможностями, которые у тебя могли быть? Они возьмут на себя все. Как только у вас появится семья, вам больше не придется сорваться с места и преследовать свои мечты. Вы должны взвесить все с учетом своей ответственности перед ними. Это огромное бремя.

— Это мой выбор, не так ли?

— Что, если это с самого начала было его планом? Притвориться влюбленным в тебя, взвалить на тебя двоих детей и заставить заботиться о них вместо него.

— Мама! — Она проделала весь этот путь до Крейзи Тауна и чувствует себя как дома. — Может, ты перестанешь нести чушь?

— Женщины — прирожденные воспитательницы. Ты вложишь все свои силы в то, чтобы притвориться матерью для этих детей, точно так же, как ты отдаешь все свои силы всему, что делаешь. Он собирается откинуться на спинку стула, задрать ноги и позволить тебе вкапываться в землю. Это дьявольски.

— Мы никуда не продвинулись. Все, что я хотела сделать, это поблагодарить тебя за направление. Я это сделала.

— Сунита, пообещай мне, что будешь осторожна. Если ты так ужасно обращалась с ним, почему он отвернулся и стал хорошо относиться к тебе? Должно быть, ему что-то от тебя нужно.

— Даррел не пытается отомстить мне, мама. Я ему небезразлична.

— Ты можешь быть права. Или ты можешь ошибаться. Возможно, он не хотел разрушать твою жизнь из-за того, что ты сделала в прошлом, но все равно так может получиться. Сколько одиноких женщин добровольно согласились бы позаботиться о двух детях в первый год брака? Вы не сможете наслаждаться друг другом. Вы всегда будете испытывать стресс и беспокоиться обо всех, кроме себя. Твоя жизнь закончится, ты меня слышишь? Это то, с чем иногда не могут справиться даже матери биологических детей. Это несправедливо по отношению к тебе, Сунита. Хорошенько подумай, прежде чем соглашаться с ним на что-либо.

— Я позвоню тебе