— Я чувствую настоятельную потребность в том,чтобы администрация провела немедленное изучение этого дела. — Он говорил так,как будто каждое его слово записывалось, и это раздражало президента.

— Почему? — спросил он.

— А что, если дело является главным объектомвнимания преступников? Если мы будем бездействовать и правда в конце концоввсплывет на поверхность, то ущерб окажется невосполнимым.

— Вы действительно считаете, что в нем естькакая-то доля истины? — вновь спросил президент.

— Все это ужасно подозрительно. Первые двачеловека, которые его видели, мертвы, а тот, кто его составил, исчез. Оносовершенно логично, если кто-то действительно имел намерения убрать некоторыхсудей Верховного суда. Других, более очевидных подозреваемых не существует. Какя слышал, ФБР оказалось в тупике. Да, это дело надо расследовать.

У Хортона утечки случались даже чаще, чем вБелом доме, и Коула охватывал ужас при одной мысли о том, что этот клоунсоберет Большое жюри и начнет вызывать свидетелей. Сам Хортон был честнымчеловеком, но в его министерстве юстиции было полно сотрудников, которые недержали язык за зубами.

— Не кажется ли вам это несколькопреждевременным? — спросил Коул.

— Я так не считаю.

— Вы просматривали утренние газеты? —поинтересовался Коул.

Помнится, Хортон бросил взгляд на первуюстраницу «Пост» и прочел спортивный раздел. Это была суббота, в конце концов.Он слышал, что Коул прочитывал восемь газет до рассвета, поэтому ему непонравился вопрос.

— Я прочел пару газет, — сказал он.

— Я просмотрел несколько, — скромно заметилКоул, — но ни в одной из них не встретил ни слова о двух убитых адвокатах,студентке, или о Маттисе, или о чем-либо, связанном с этим делом. Если выначнете официальное расследование в настоящий момент, оно тут же попадет напервые полосы газет и не будет с них сходить в течение месяца.

— Вы считаете, что все утихнет само собой?

— Вполне возможно. По очевидным причинам мынадеемся.

— Мне кажется, что вы слишком большойоптимист, господин Коул. Мы обычно не сидим и не ждем, когда пресса проведетрасследование за нас.

Коул чуть было не расхохотался при этомзаявлении. Он улыбнулся президенту, стрельнув в его сторону глазами, и Хортонначал краснеть.

— Что будет плохого, если мы подождем снеделю? — спросил президент.

— Ничего, — тут же вставил Коул.

Вот так быстро было решено подождать с неделю,и Хортон это предвидел.

— Через неделю все может пойти кувырком, —сказал он не очень уверенно.

— Подождите неделю, — приказал президент. — Мывстретимся здесь в следующую пятницу и решим, как нам поступить. Я не говорю«нет», Ричард, просто подожди семь дней.

Хортон пожал плечами. Это было больше, чем оножидал. Он прикрыл свой тыл. Он пройдет прямо в свой кабинет и продиктуетбольшую записку, где будет детально изложено все, что он сможет сохранить впамяти об этом совещании, и его шея будет защищена.

Коул шагнул вперед и вручил ему лист бумаги.

— Что это?

— Еще несколько имен. Вы знаете их? — Это былсписок любителей пернатых, включающий четырех слишком либеральных судей, кактребовал план чрезвычайных действий.

Хортон поморгал и уткнулся в него носом.

— Вы шутите?

— Проверьте их, — сказал президент.

— Эти ребята — отъявленные либералы, —пробормотал Хортон.

— Да, но они преклоняются перед солнцем, илуной, и деревьями, и птицами, — с готовностью пояснил Коул.

Хортон уловил смысл и улыбнулся:

— Я понимаю. Любители пеликанов.

— Они почти вымерли, вы знаете? — добавилпрезидент.

Коул направился к двери:

— Что б им не вымереть лет десять назад.

До десяти она не позвонила. Он просмотрел«Таймс» и ничего не нашел. Развернул новоорлеанскую газету. Ничего. Онивыложили все, что знали. Каллаган, Вереек, Дарби и сотни вопросов без ответов.Он должен был исходить из того, что журналисты «Таймс» и, возможно, другихгазет видели дело или слышали о нем и, таким образом, знали о Маттисе. Емуприходилось исходить также из того, что они рыли землю носом, чтобы этопроверить. Но у него была Дарби, и они найдут Гарсиа, и, если Маттиса можнопроверить, они это сделают.

В настоящий момент альтернативы его действиямне было. Если Гарсиа исчез или решил отказаться помогать им, то они будутвынуждены исследовать темный и мрачный мир Виктора Маттиса. Дарби не сможетдолго этим заниматься, и он не винил ее, поскольку не знал, сколько протянетсам.

Появился Смит Кин с чашкой кофе и сел на стол.

— Если бы у «Таймс» что-то было, стали бы онитянуть до завтра?

Грэй покачал головой:

— Нет. Если бы они знали больше, они бытиснули это сегодня.

— Краутхаммер хочет печатать то, что у насесть. Он считает, что мы можем назвать Маттиса.

— Я не совсем понимаю.

— Он склоняется к точке зрения Фельдмана,который считает, что мы можем напечатать историю убийства Каллагана и Вереека всвязи с этим делом, где случайно упоминается имя Маттиса, который случайнооказался другом президента, не обвиняя непосредственно Маттиса. Он говорит, чтомы можем преподнести это очень осторожно и сделать так, чтобы в статьепрозвучало, что имя Маттиса названо в деле, а не нами. И поскольку это деловлечет за собой все эти смерти, то подлинность его до некоторой степениявляется подтвержденной.

— Он хочет спрятаться за дело.

— Совершенно верно.

— Но все это останется измышлением, пока ононе найдет настоящего подтверждения. Краутхаммер упускает это из виду. Допустимна секунду, что Маттис никоим образом не замешан в этом деле. Совершенноневиновен. Мы публикуем статью с его именем, и что тогда? Мы оказываемся вдураках и все следующие десять лет не вылезаем из судов. Я таких статей непишу.

— Он хочет, чтобы это сделал кто-то другой.

— Если газета опубликует историю о пеликанах,написанную не мной, девушка исчезнет, о’кей? Я думал, что я это вчера объяснил.