ладно очень лежал на моей спине. Одним словом, идти мне было удобно, ко всему приспосабливаешься, и я чувствовал в себе силы необыкновенные, богатырские.

«Дойду. Надо дойти и донести, а потом, если бой придется принимать, пожалуй, и бой смогу… Бой, это не рюкзак тащить, это легче будет», – размышлял я, пока шел. Пулеметчик наш, видно, выдыхаться начал и уже отстал от нас метров на шесть или семь, за что получил от командира нарекание:

– Смотри! Старый идет с лентами, а ты молодой еле тащишься. Не стыдно тебе? Подтягивайся!

Пулеметчик, как бы нехотя, нагнал нас все же. Идем. Чувствую, что под одеждой моей совсем сыро от пота «Зато тепло мне и даже жарко», – думаю.

Во всем нужно находить плюсы. Вот в нашей Средней полосе повоюй-ка, у нас-то дома совсем холода под минус тридцать или пусть даже под минус двадцать зимой. А здесь тепло, и если идешь с таким грузом, так вообще как будто в Африке или там в каком-нибудь Сочи. Пусть лучше жарко, чем холодно. Вот люди путешествуют за границу самолетами или на автомобилях, а я путешествую пехом. А путешествовать пехом – это круче, чем на яхте Ротенберга. Кто я был до СВО? Так… обычный публицист, а теперь я вагнеровец, а это круче любого олигарха. Тамбовские там, волки тамбовские, и слышал я о них только в кино. Злые они, наверное, посмотрим… Иду и размышляю я так сам с собой, и с мыслями разными мне легче идти даже. И все мои мысли служат мне здесь как бы дыханием размеренным. Мысли размеренные, дыхание размеренное, шаг размеренный и поклажа удобная – так и надо идти, и кажется мне, что силы не покидают меня.

И так приноровился я идти, что и отдыха мне даже не надо, так как в сознании своем я обозначил, что идти мне не меньше десяти километров без отдыха, и потому, верно, организм мой настроился на долгий переход. Обманул я организм свой, а он и поверил. И потом ведь не важно, что рюкзак большой с железом, и пусть на теле броня, и пусть еще на броне разгрузка с пятнадцатью магазинами, и пусть за спиной маленький рюкзак с двадцатью магазинами, ведь дело не в этом, а дело в ином. В чем? А в том, что пройти надо десять-двадцать километров, и нет никакой возможности остановиться, и не будет – такая установка дана сознанию, и сознание мне как всегда подчиняется. Потому и нет усталости во мне. Ноги идут, настроение отличное, ленты пулеметные складно лежат на спине, дорога не грязная, и все хорошо у меня.

Вот мы входим в лес. Лесная узкая дорога ведет сначала прямо, вдалеке видна развилка. С правой стороны развилки по нашу сторону дороги на обочине, ближе к деревьям, стоит какой-то транспорт. Обойдя большую лужу на дороге, подходим ближе к развилке. Теперь понятно, это сожженный БТР. Рядом лежат грязные тряпки. Трудно понять, это наша машина или противника. Сразу же за сожженным БТРом дорога уходит вправо. Заворачиваем и идем по ней. Затем еще поворот вправо. Иду и стараюсь запомнить дорогу. Вдруг пригодится. Не раз так случалось, что предметы, которые я запоминал ранее в лесополосе, помогали мне ориентироваться. А здесь идем в совершенно незнакомую местность, и кто его знает… Надо запоминать. Уже не определить, сколько времени двигались, но точно очень долго, пока не вышли на узкую тропинку, справа от которой были вырыты окопы. В первых попавшихся нам окопах никого не было. Затем, пройдя еще метров десять или пятнадцать, увидели бойцов, сидящих в них. Они нам и подсказали, куда и как далее идти.

– Вам к штабу. Там дом стоит зеленый, там спросите.

Мы, покивав им, пошли дальше по тропе. Вот и дом справа. Командир зашел в этот дом и был там совсем недолго. Наша задача теперь – выйти к деревушке, где ждать дальнейших указаний. Так и сделали. Пройдя еще минут пятнадцать и выйдя из леса, мы направились к селению, состоящему из одноэтажных частных домов. Улица с зелеными и синими деревянными, сетчатыми и железными заборами, вот поворот снова направо, теперь надо кого-то найти, чтобы нам подсказали, где здесь стоят наши. Увидев двух бойцов на улице, мы подошли к ним. Оказалось, что идти осталось недалеко. Дошли наконец-то до новой точки, где собирались отдохнуть от долгого пути. Это был обычный дом, кирпичный. Сбросили с себя с пребольшим удовольствием свои ноши. Легкая слабость, смешанная с удовольствием, которая известна многим, когда сбрасываешь с себя что-то тяжелое, и тут наступает небывалая легкость в теле, вот так было и с нами. Повалились на скамьи, что были во дворе дома, и на колодец. Наконец, взяв себя в руки, снова поднимаемся и затаскиваем внутрь первого попавшегося здесь помещения, представляющего собой маленький уютный сарайчик, оружие и рюкзаки. Здесь, в этом сарайчике, или лучше его назвать чуланом, стоят диван, широкий стол, комод и шкаф. Даже свет есть, только нет постояльцев. Видимо, бойцы, ушли куда-то, и чувствовалось, что здесь еще сутки назад или даже менее того кто-то обитал. Вещи неприхотливые, вот кем-то оброненная зажигалка, а вот и заварной чай в большом пакете. Но нам надо отдохнуть. Уселись, кто на диван, а кто и на кресло. Я развалился в кресле, поставив под ноги табуретку. Начал дремать, но не так, чтобы совсем из виду ситуацию упустить. Остываю от броска. Через приоткрытую в этот чулан дверь видно, что уже вечер.

«Сколько же мы сюда шли? Вышли или в два, или в три часа, а сейчас, наверное, уже шесть или может быть седьмой? Дали бы отдохнуть хоть немного, а потом хоть в окопы», – размышляю я, сидя в кресле и положив ноги на табурет. В ногах пульсирует кровь, и чувствую, как ноги отходят от ходьбы. В теле наступил покой, и только чуть сырая одежда, которая немного холодит тело, напоминает еще о долгом пути. Соседи мои тоже отдыхают. Освоились немного. Заварили чай в железных кружках. После чая стало совсем хорошо. Кто-то уже вышел на улицу. Командир с пулеметчиком на диване еще сидят. Им лень сейчас вставать, и я их понимаю. И тут вдруг рация, что на стол была командиром поставлена, заработала. Пепел вызывает…

– Белый, – отвечает командир Пеплу.

– У тебя два бойца из группы Белого?

– У меня.

– Где вы сейчас? – спрашивает Пепел.

– У тамбовских.

– Они какого… ушли с тобой? У них приказа не было, – не кричит, но настойчиво