– Нам сказали выдвигаться всем к тамбовским.

– Ладно. Отправляй их назад. Это люди Белого, – объясняет Пепел.

– Лады, они уходят.

– Дотемна успеют дойти? Не заблудятся?

– Успеют. Да найдут дорогу. Отправляю, – чуть ли не оправдывается бывший старший 155-й точки.

– Отправляй.

Переговоры с Пеплом закончились, и мы с пулеметчиком понимаем, что теперь мы должны назад тащиться по той же дороге, а дело уже ведь к ночи. «Ага, дойдем, конечно, если успеем, – размышляю я и понимаю, что ни хрена не успеем до темноты дойти. Но идти надо. – Черт бы побрал, с этой субординацией, ведь спросил еще… все идем или нет… Командир на командире», – ругаюсь я про себя. Собираемся, теперь нам как бы налегке идти, но беспокоит только время пути. Дорогу-то найдем, думалось тогда, но все сложилось не так просто…

«Хорошо хоть, что пулеметные ленты донес, им здесь надо все это будет, а значит, не зря ходил сюда…» – размышлял я, собираясь уходить. Выходим с пулеметчиком из чулана и, не прощаясь ни с кем, направляемся к калитке. Вышли на дорогу, вот и лес, а вот и их полевой штаб, рядом с которым стоят те самые злые тамбовские волки – я их с интересом рассматриваю, когда я еще волков тамбовских увижу в жизни… Это же просто эксклюзив из триллера, отменного боевика. Проходим все те же окопы, что теперь уже по правую руку от нас находятся. Ускоряем шаг, не договариваясь даже друг с другом, так как понимаем, что надо поспеть до наступления темноты. А ночи на Украине какие-то не такие, как у нас, они темные, и если луны нет, то все, хоть на ощупь передвигайся. Наверное, мне так казалось. Долго ли, коротко ли, но дошли и до того самого БТР, до развилки. Уже смеркается, черт побери, и понятно, что не успеем до темноты, но ладно, теперь не паниковать главное. Останавливаемся около БТРа. Пулеметчик дергает направо и идет дальше по дороге. Я за ним и говорю ему:

– Постой. Послушай, если вот БТР стоит здесь, и мы ведь заворачивали, когда шли к тамбовским, направо, и получается, что нам налево теперь, – пытаюсь я объяснить пулеметчику.

– Думаешь? – спрашивает он меня, остановившись.

– Послушай, сейчас темно будет, и, похоже, мы просто так отсюда не выберемся. Значит, спорить друг с другом нам нельзя, не та обстановка. Иначе не выйдем без приключений, если спорить будем. Нам надо высказывать каждому свое мнение, выслушивать, обдумывать и решать вместе, как быть, как идти дальше. Иначе хана, здесь укры везде, – говорю я ему.

– Согласен, – отвечает пулеметчик, разглядывая местность. – А может, все же направо? Точно налево мы заворачивали?

– Точно налево, я специально запомнил, когда шли, что БТР обходим справа, и вон там лужа виднеется на дороге, а лужа там была, когда шли сюда, – говорю.

– Согласен, – снова говорит пулеметчик и кивает головой. – Попробуем туда тогда.

Мы двинулись в сторону лужи, то есть повернули налево, обходя БТР. Кто-то из читателей подумает, что все это легко запомнить было, однако это на первый несведущий взгляд так все просто. А вот когда несешь на себе железо и когда дорога длится и длится без края и конца, то боец часто перестает запоминать или обращать внимание на приметные вещи по пути, думает только о том, как дойти. То есть внимание слабеет от усталости, и в мозг уже ничего не заходит, кроме того, что надо вот дойти, доползти, дотянуть. И потом, места часто кажутся друг на друга очень похожими. Лес, он и есть лес, – так по крайней мере часто кажется. Потому и говорю часто, что запоминать на войне необходимо пытаться все, что тебя окружает. Сломленное ли это дерево, или ветка какая, или бугорок, или же это овражек неглубокий, или пусть это будет какая-то тряпка грязная, которая валяется на обочине тропинки, – надо запомнить. И необходимо также констатировать в уме то, по какую руку тот или иной предмет был, когда ты шел на запад, к примеру, или на восток, – смысл понятен, думаю: все надо отмечать в памяти. Это может пригодиться, это может спасти жизнь.

Дошли до лужи, обошли ее, двигаемся дальше, а нас как будто сумерками природа укрыть пытается, темнеет уже. И понимаем мы, что не успеем дойти до темноты. Уже и мысли всякие пошли в голове: «Надо было настоять на том, чтобы идти поутру, согласился бы Пепел, так нет же, поперлись…» Так текут мысли в голове, и все же не об этом старались думать мы, а о том, как дорогу не потерять, слишком быстро темнеть начало. Почему я говорю «мы старались думать»? В такой обстановке начинаешь читать мысли товарища, с которым попал в скверную ситуацию. В иной ситуации бывает и так, что два или три, или даже десять человек составляют не только один организм, одну физиологию, так скажем, но даже одну душу на всех и одно сознание на всех. И это правда. Вот и мы в той обстановке стали одним сознанием, ведь местность для нас была незнакомая, да еще и наверняка кишела группами вэсэушников, а значит, организм чувствовал смертельную опасность. И тревога наша порождена была даже не угрозой от мин или снарядов противника, а неизвестностью, ведь по глупости или неосторожности ой как не хочется получить пулю.

Вот и лес закончился. Идем с пулеметчиком и, если нам не понятно что-то, начинаем советоваться друг с другом по поводу того, где мы сейчас и на каком месте, и куда повернуть, так как темно совсем стало и местность нам неизвестная. Я иду и вроде бы даже не нервничаю, но чувствую, что напряжен, ведь ситуация неординарная. «Потерялись, наверное, а может быть, и выйдем правильно, главное сориентироваться у главной дороги», – думаю я. Наконец-то дошли до дороги и начали двигаться по краю лесополосы, а справа от нас находится поле. Пулеметчик впереди шел и тут вдруг остановился, поворачивается ко мне вполоборота и давай копаться в своем пулемете. Ствол пулемета же у него наклонен к земле под углом тридцать градусов. Копается, стоит и озирается то по сторонам, а то и на поле смотрит. И вдруг выстрел одиночный из его пулемета. Видимо, непроизвольный выстрел произошел, и понятно было по вспышке из ствола, что сантиметрах так в двадцати от моей ноги пуля прошла. Не успел пулеметчик испугаться того, что сделал, как мы выход из миномета услышали и разрыв совсем рядом около нас, 82-й ударил