ней мечтаешь, тем сильнее ранят её осколки. Но я снова говорю о крови, дурачок. Одного глотка хватит. Остальное я с радостью выплесну дворовым псам.

— А если было бы наоборот? — буднично откликнулся Максим. Смерть его не пугала. Он переживал лишь за брата — тот обязательно сегодня приедет, как и всегда. И не справится с потерей. Просто не сможет. — Что, если во мне будет твоя кровь?

— О, если бы такое было возможно, то ты бы… — Девушка на секунду задумалась, прокручивая лезвие меж пальцев. — Даже не могу представить. Уничтожил сам дар? Вероятно. Стал бы обычным… — она скривилась. — …человеком. Слабым. Ничтожным. Смертным. Но, как я и сказала, если бы такое было…

— А мы попробуем, — прогремел чей-то голос, и в то же мгновение появившийся в проёме двери Миша схватил девушку за волосы и с силой ударил головой о стену. — Как же вы, блядь, любите отмечать победу торжественными речами раньше срока.

Разом обмякнув, гостя повисла на руках Михаила. Тот с отвращением бросил её на пол и, оглянувшись на лестничную клетку, закрыл дверь. А затем с неподдельным сочувствием посмотрел на брата.

— Ты как?

— Как говно в проруби, — вяло откликнулся Максим, пытаясь сесть. Получалось плохо.

— Ничего. Главное, что живой. А скоро будешь ещё и здоровый.

— Чего?

— Я всё слышал. Мы сделаем это, — пообещал Миша. — Говорил же, что буду защищать тебя до последнего? Говорил. Я твой брат, твоя родня. Я! А не эта сука, — он легонько толкнул девушку мысом ботинка. — Если потребуется, зажарим её во фритюре, но кровь ты выпьешь. Просто на всякий случай.

— Ни за что.

— Заткнись, а? — Миша распахнул полы куртки и продемонстрировал торчащее из внутреннего кармана горлышко бутылки. — Что она сказала? «Хватит и глотка»? Так сделаем «Кровавую Мэри».

* * *

Они сидели во дворе частного дома. Первые ростки мать-и-мачехи, пробиваясь сквозь комья тёмной влажной почвы, походили на крошечные островки оазиса. Островки, своим существованием подтверждающие, что без цели в жизни не найти стремления.

Вдалеке виднелись макушки выстроенных в ряд высоток — тех самых, некогда заброшенных, а теперь красующихся цветными баннерами с призывом к покупке квартир.

Максим зябко поёжился, когда капли дождя попали за ворот куртки.

— Не замёрз? — участливо поинтересовался Миша.

— Нет.

— Врёшь.

Мужчина прикурил сигарету и, протянув руку, подал Максиму. Тот неловко забрал её, чуть не уронив на себя.

«Впрочем, — невесело усмехнулся про себя Максим, разглядывая укрытые пледом ноги, — я бы даже не почувствовал жара. Раньше у меня была бесконечность, а теперь, считай, нет конечностей. Смешно, жизнь. Я оценил. Зря не сломал позвоночник ещё раз до того, как стал обычным. Глядишь, сросся бы нормально. А не как сейчас».

— Полтора года всего прошло, — тихо сказал Миша, доставая из пачки вторую сигарету, и чиркнул колёсиком зажигалки. — Не теряй надежду.

— Ерунда. Как сказала в тот день Маша: «Надежда — медленная смерть, и чем чаще ты о ней мечтаешь…».

— Это не Маша.

— Нашу сестру звали Маша. А она — сестра. Так что всё сходится. Вся семья в сборе.

Их прервал громкий стук в металлическую дверь сарая. Кто-то бился внутри, подобно пойманному в капкан зверю. И кричал так же страшно.

— Зря ты влил ей тогда в глотку свою кровь, — оглянувшись на звук, со вздохом подытожил Миша, и стряхнул на землю пепел.

Максим пожал плечами:

— Не мог иначе. На тебя могли повесить её убийство, хоть и по неосторожности. А так… Маша… — он проигнорировал укоризненный взгляд брата и указал на левую часть лица, из-за шрамов похожую на треснутую глиняную маску. — … была готова на что угодно ради бессмертия, в отличие от меня. Она мечтала о нём — она его получила. Но бессмертие не равно свобода. Это я понял давно. И она поймёт. У неё теперь на это есть вечность.

Бездна

Маша подвинулась ближе к батарее, с наслаждением вытягивая озябшие ноги в толстых цветных носках. Конец октября, как и обычно, выдался холодный, с ночными заморозками и ледяным, пронизывающим до костей ветром.

А на Машин день рождения всегда выпадал первый снег.

Сегодня Маша впервые боится снега. Он — символ того, что наступил её восемнадцатый день рождения. К вечеру позвонят в дверь. Суровые на вид люди, все, как один, одетые в длинные пальто и остроносые кожаные сапоги, зададут вопрос: «Сколько человек ты готова убить, получив на это Лицензию?», а затем, скрупулёзно записав детали, уйдут, оставив за собой растерянную, сомневающуюся в правильности выбора девочку.

Раздавшийся звонок заставил покрыться холодным липким потом. Маша сглотнула, чувствуя нарастающую головную боль, но тут же с облегчением выдохнула. Звук исходил от стационарного телефона.

Ответив на вызов, Маша поднесла трубку к уху. На том конце провода прозвучал голос её бывшего заклятого врага, а теперь — лучшего друга, Вани.

— Маруська, с днюхой! Желаю тебе всего и побольше! — Ванька затараторил так быстро, что Маша с трудом различала слова. — Короче, я вчера отца развёл, как котёнка! Подливал коньяк в чай, пока у него язык не развязался. Ну и выяснил кое-чего…

Ваня замолчал, ожидая реакции. И Маша, знающая, что отец друга работает в Лицензионной Системе, чуть не задохнулась от нетерпения. Но продолжила разговор нарочито-спокойным тоном, подозревая, что если начнёт выяснять подробности, то не добьётся от Ваньки ответа. Тот запросто из-за вредности мог замолчать, переводя тему.

— Да? Понятно. За поздравление спасибо, кстати. Вечером встретимся? — Она даже зевнула для достоверности, чтобы у Вани не возникло сомнений в незаинтересованности.

— Встретимся, — обиженно засопел в трубку Ванька. — Какая ты не любопытная. Короче! Всё равно расскажу.

Маша подпрыгнула, победно вскидывая руку вверх, но тут же, тихонько застонав, присела на кушетку. К пульсирующей боли присоединилась тошнота, и девочка, зажмурившись, сделала несколько глубоких вдохов.

— К тебе придут после шести. Двое. Чем большее число желаемых смертей ты назовёшь — тем внимательней за тобой потом будут наблюдать. Система за справедливость, сама знаешь. А если ответишь «ноль», то вызовешь подозрения. Могут даже на психиатрическое обследование отправить. Мол, имея возможность, не иметь желания — ненормально. Значит, с головой проблемы.

«Даже не представляешь, как ты прав», — мысленно хихикнула Маша, вспоминая маму, но вслух произнесла совсем другое: — А ты сколько назовёшь, когда к тебе придут?

— Я-то? — Ванька задумался. Маша слышала, как он нервно грызёт ногти, перебирая в голове варианты. — А фиг его знает. Ну точно не полсотни максимальные. Пятнадцать, наверное. Мало ли, как жизнь дальше повернётся… Мне семнадцать лет