Иуду. Просто не встречавший в своей жизни начальство с парадоксальным для столицы (где каждый второй чиновник — слуга Воланда) сочетанием подобной широты души с размахом столь обширного интеллекта, а потому и служившего и тогда и теперь на задворках империи. Ведь с ним ты всегда знал, что он не бросит тебя в любой беде и постарается тебе хоть чем-то помочь. Превращая судно «Делос» в Летучий Корабль. То есть — как архангел. Или хотя бы даст тебе бесполезный уже, но весьма полезный потом, в схожей ситуации, совет. Заставляя тебя сожалеть лишь о том, что Астрей всё ещё не капитан судна. А ни то…

Хотя и Гелиос, который ходил с Ганешей капитаном в море в позапрошлом году в летнем рейсе на «Делосе» нисколько не уступал ему в сочувствии матросам и их нелёгкой доле. Постоянно почему-то напоминая Ганеше того самого — благородного во всех отношениях — правителя на заре образования Ирана, которым он был ещё в ту далёкую пору, когда сам Ганеша играл социальную роль Предвестника Саошианта, который и теперь относился к Ганеше с не меньшей теплотой и участием, чем тогда.

В отличии от Кроноса, который неожиданно для всего экипажа пришел в зиму Гелиосу на смену.

И отличался от своего нового старпома лишь тем, что обладал телосложением титана и титанически могучим умом. Но почему-то бегал на палубе прямо по тралу с рыбой и орал на добытчиков во всю глотку, метая в них молнии отрицательных эмоций. За то, что они делали что-то совсем не так, как тот от них громогласно требовал. С мостика по громкой связи. А так, как они давно привыкли. Который тогда был столь же молодым капитаном, как и его нынешний старпом. Лишь на два-три года старше Ареса и получив это место сразу же после «курсов повышения квалификации» прямо из уст начальника данной организации. После того, как прямо на этих курсах он с Ураном и познакомился.

Именно это и заставляло теперь Кроноса доказывать буквально каждому члену экипажа, что он тут гораздо грамотнее и умнее любого из них. Тут же кладя любого из них «на лопатки» в интеллектуальном споре. Что его, безусловно, сблизило с его старшим помощником и заставило сдружиться, как двух гигантов мысли! Особенно — их изощрённое умение накалить буквально до бела рабочую обстановку на судне, словно в кузне, где Арес не знал себе равных!

И если бы не Рем с его аптечкой из медовых вин, то ещё неизвестно каким «делом о массовом самоубийстве» членов экипажа всё это тогда закончилось бы.

И фантазеры из рассказов Носова просто вынуждены были снижать в курилке голос и опускать нос. Как Незнайка. Превращая курилку в «матросскую тишину». А заметив на горизонте капитана, его старшего помощника или даже Ганешу — старшего помощника Ареса — и его неизменную усмешку, подобно чеширской улыбке постоянно преследовавшей их по пятам, так и вовсе — совать свои лихие языки себе же «в зад». По их же меткому выражению. Наделяя Ганешу надо всем судном теперь незримой, но вполне себе ощутимой властью. В силу их же собственной порочности, разумеется. И никак иначе! Ведь любая жалоба Ганеши своему старшему помощнику тут же воплощалась в их реальности в виде «разбора полётов» въедливым старпомом.

Как в реальности шеф-повара, на которого однажды наивно пожаловался Ганеша. Заявив, между делом, что не наедается. Когда в их меню было сплошное мясо. Заставляя Ганешу выковыривать из пельменей мясо и отдавать матросам. Поедая тесто. Сказав старпому, что и порции с кашей теперь какие-то маленькие.

Который в ответ на это заставил Ганешу дожидаться в его каюте ужина. Затем спустился вместе с ним в столовую. Отобрал у него миску со вторым блюдом, взвесил её на весах в кухне и, убедившись в том, что порция каши действительно не дотягивает до норматива в триста пятьдесят граммов более чем на сто, вызвал шеф-повара на его рабочее место по громкой связи, отдав по телефону распоряжение матросу, стоявшему на руле. Тут же ткнул Эгипана носом в весы и, угрожая вызвать двух свидетелей, чтобы зафиксировать в протокол данное нарушение, очень грубо его поимел. Прямо на кухне. Без свидетелей. Которые, при виде разъярённого Ареса, тут же предпочли куда-то спешно ретироваться. Шантажируя Эгипана не просто списать с судна, но и вычесть у него из зарплаты всё, что тот на протяжении рейса не докладывал в тарелки оголодавшим матросам:

— В частности — Ганеше!

Который не ожидал столь бурной сцены и стоял у железной переборки, поджав хвост. Перебирая копытами. Глядя на то, как Эгипана у него на глазах заставляют заниматься петтингом, то есть:

— Вылизать кухню! — приказал Арес, когда обнаружил что рабочее место шеф-повара, то есть вся кухня, покрыто толстым слоем жира. Демонстративно чуть не поскользнувшись на кафеле. Два раза.

Так что Эгипан с тех пор, видя Ганешу, не только забирал у него тарелку обратно и подкладывал в неё каши, но ещё и спрашивал:

— Не желаете ли добавки?

А когда, услышав это, к Эгипану со своими тарелками лезли в окно для раздачи пищи другие матросы, он лишь отвечал им:

— Не положено!

— Но почему ему положено, а нам — нет? — спрашивали они.

— Кто имел, тому и мясо! — сально отшучивался от них Эгипан старой морской поговоркой, имевшей тогда повсеместное хождение на всех судах.

— Но он же не ест мясо! — недоумевали они, недоверчиво заглядывая Ганеше в тарелку.

Но шеф-повар уже отворачивался и уходил вглубь кухни. Заставляя их строить у себя в песочницах свои противоречивые, а иногда и прямо парадок-сальные догадки. Не понимая, что Эгипан делает это исключительно потому, что Арес его не так давно поимел. Будучи грозным, как Баал. То есть, по сути — сам Ганеша, используя Ареса в качестве фаллоимитатора. Ведь ему нельзя было заниматься сексом физически, так как он каждый раз давал себе обет безбрачия. Чтоб не рукоблудить. Вот и приходилось извращаться, занимаясь сексом мета-физически. И хоть как-то отрываться! И иметь мозги. Чему старпом был только рад. И имел и имел. Без конца.

Бывало так, что тем и без конца хватало. Чтобы тут же кончить. Баловаться. Перестав играть в эти панэротические игры. С этим Паном. Резко став паинькой. Красной шапочкой. От нервного возбуждения. И не ходить больше в этот социальный лес. Одной. Послав всё это к такой-то бабушке!

Для которого Ганеша стал его глазами и ушами, улавливая всё, даже самые незначительные настроения на судне. Как паук на паутине. Ведь Ганеша,