– Вот же, – шипит она и всласть ругается. Хичжин и Юнсу переглядываются, Хичжин смотрит на Харин, заранее зная, что сейчас им придётся решать новые проблемы.

– Ну?

– Сумочку потеряла, – говорит Харин. – А в ней ногтевые пластины из дома шамана, в смартфоне фотки кровавых надписей со стены, и…

– Мы видели, – подаёт голос Юнсу. – Фотографии стены у меня есть, а ногтевые пластины… Простите, я правильно расслышал?

– С этим потом разберёмся, – перебивает его Хичжин. – Вези к «Хан Групп», по ходу дела продумаем, что там за ритуальные надписи.

Харин щурится.

– Давно догадалась про ритуалы?

Русалка легкомысленно пожимает плечами.

– У людей пропадают руки-ноги, шаманы сгорают, ты просишь добыть тебе мышку… Очевидно, что без ритуалов тут не обошлось. Кстати, у меня есть мысли по этому поводу.

– Расскажешь чуть позже, – выдыхает Харин, только сейчас осознавая, что она устала как псина. Сейчас бы домой и поспать, а не мчаться через полгорода к Союлю… Зачастила Харин к нему, этот хитрый гоблин ещё подумает, что она хочет вернуться.

– Джи звонит, – говорит вдруг Хичжин. Берёт трубку, выдаёт односложные ответы. Да, нет. Да. Конечно. Завершает разговор и, не меняя тона, заявляет: – На Джи напали. Едем к Харин.

Как Юнсу удаётся сохранить спокойствие и не врезаться в бочки с водой на перекрёстке, остаётся загадкой. Потому что Харин орёт так громко, что от её крика моргает дорожный фонарь, мимо которого они проносятся на машине.

– Он цел, – договаривает Хичжин, как только крик Харин стихает. – Иначе бы не звонил. Успокойся, ничего они ему не сделали.

Харин понимает, кто такие «они», ещё до того, как Юнсу останавливает джип во дворе жилого комплекса. Харин выпрыгивает из тачки и несётся к подъезду, впервые жалея, что снова отдала бусину Кван Тэуну. С ней она могла бы преодолеть расстояние до квартиры в один прыжок, вертикально, но приходится ждать лифт, трястись в кабине вместе с Юнсу и Хичжин, потом, спотыкаясь, бежать к приоткрытой двери квартиры, из которой в коридор льётся слабый моргающий свет.

В гостиной всё вверх дном перевёрнуто, под потолком искрит разбитая люстра. Работает покосившийся телевизор – на треснутом экране танцуют восемь парней из любимой группы Джи.

Сам он сидит на перевёрнутом диване, кое-как уместив задницу на углу рядом с ножкой. На нём порвана рубашка – леопардовая, его любимая! – волосы всклокочены, губа была разбита: видно, что рана уже затянулась, но покраснение на коже осталось.

– Где эти твари? – рычит Харин, останавливаясь посреди хаоса, в который превратилась её квартира. Джи машет рукой в сторону спальни.

– Ждут тебя, – кивает он. – Суицидники…

Харин врывается в свою спальню, что выглядит так же, как и гостиная, и сразу же натыкается на Хэги и Сэги. Оба чуть выросли с того момента, как Харин видела их в последний раз – не далее как вчера. Значит, успели сожрать двух Паков, а теперь полны сил и потому избивают невинных домовых.

– Молитесь перед смертью, – цедит Харин, сбрасывая с плеч плащ. От ярости у неё всё полыхает красным перед глазами, она почти не видит, как широко улыбается в предвкушении драки Хэги, как облизывается длиннющим языком Сэги.

Союль послал двух своих гадов, чтобы спровоцировать Харин? Он своего добился. Нет ничего позорнее, чем посылать двух сильных квемулей к слабому, нет ничего постыднее, чем чужими руками через чужую беду тянуться к желанной жертве.

– Я отправлю вас не к Тангуну, а напрямую в ад, – предупреждает Харин, обнажая клыки. Хрустят кости в её теле, ломаются под неправильным углом пальцы рук, превращаясь в звериные, ногти становятся когтями. За спиной вспыхивают шесть хвостов. Может, без своей бусины она неспособна противостоять токкэби, но убить двух пресмыкающихся сил у неё хватит сполна.

– Прежде чем убивать нас будешь, – растягиваясь на кровати – тоже перевёрнутой вверх дном, кстати, – заявляет Хэги, – посмотри, что хозяин тебе передал.

– Лови! – и Сэги бросает прямо в лицо Харин её сумочку. Ту самую, которую она оставила у Тангуна или в лесу рядом с выкопанной могилой синнока.

Харин ловит её зубами и от неожиданности теряет пыл. Полыхающее алым пространство бледнеет, и Харин роняет сумочку в руки.

– Союль передал?

– Вернуть велел, – кивает Хэги.

– Сказал, чтоб ты расследование до конца довела, – поясняет Хэги.

– Он тебя ждать будет в вашем доме старом.

– На Чеджудо.

Свернувший в неожиданную сторону разговор совсем сбивает Харин с толку. Она убирает когти, чтобы открыть сумочку. Внутри всё на месте: смартфон с фото стены, ногтевые пластины, жвачка. Почему сумочка у Союля, если Харин потеряла её где-то в лесах…

– Хичжин! – кричит Харин, не сходя с места. Открывающаяся правда сбивает с ног, но Харин держится, только тяжело дышит, чувствуя, как ей не хватает воздуха.

Русалка врывается в спальню к Харин с дубинкой наперевес. Дубинка серебряная – Харин изготовила её на заказ в прошлом веке, в девяностые, но воспользовалась ею только один раз: когда увидела, как Хэги и Сэги поджирают какого-то полицейского в ночной потасовке на рыбном рынке. Она тогда играла за другую лигу, была в плохой компании, если судить по нынешним меркам, но произвол пресмыкающихся не смогла стерпеть и врезала Хэги по виску. С тех пор у него осталась выбоина во лбу – приложи бейсбольный мяч, и подойдёт идеально.

– Возьми отсюда ногти, – приказывает Харин подруге, а сама берёт у неё из рук биту. – Скорми мышке. И выйди, ты кровь не любишь.

Хичжин ретируется. Харин замахивается битой на будто ждущих минуты расплаты Хэги и Сэги, но прежде, чем Харин успевает им врезать, они, усмехнувшись, растворяются в воздухе, оставляя после себя слабоватый запах мертвечины.

– Суки! – орёт Харин в пустоту и бьёт по кровати. Та, надсадно скрипнув, разламывается пополам – то ли сама Харин её добила, то ли кровать уже была сломана Хэги и Сэги.

– Сбежали, да? – спрашивает Джи из гостиной. Харин выходит к нему, чтобы застать вполне миролюбивую картину: домовой сидит на диване, вокруг него пляшет Хичжин с марлей и пластырями, а в кухне, на островке, который от мусора Юнсу же и очистил, стоит он сам и собирается приготовить на всех рамён.

Харин падает в кресло – оно тоже стонет – и закрывает глаза. Бита выскальзывает у неё из ослабевшей ладони и катится по полу, упираясь рукоятью в сбитый ковёр.

– Твари немытые, – ругается Харин устало и потому почти беззлобно. – Застали меня врасплох. В следующую встречу я отгрызу им морды и буду наблюдать, как они истекают кровью.

Она