работы [творения] в предсуществующем состоянии была ещё не развёрнутая Тора, которая справа от Бога со всеми скрытыми там начертаниями. Это имеет в виду Мидраш, когда хочет сказать, что Бог взял изначальную Тору [тора кедума], происходящую из каменоломни бина [здесь обозначенной как тешува, Возвращение] и из источника изначальной хокма; и испустил в духовном акте неразвёрнутую Тору, чтобы дать через неё постоянство основаниям мира.

Наслаждаясь мистицизмом света, автор затем изображает, опять-таки, весьма расплывчато, продвижение эманации из светоносной капли хесед, о которой говорит его источник. Сначала Бог взял два имени. Первое стало великим огнём или сефирой гебура, тогда как другое развернулось, чтобы стать «формой Письменной Торы, цвета белого огня». Оно соответствует сефире божественного Милосердия или тиферет. Низшая сефира, с другой стороны, содержит, благодаря своему соответствию действию божественного суда в мире, Устной Торе, которая представляет собой чёрный огонь, выжигающий по белому огню. «Но форма букв лишена гласных и только потенциально вырезана в этом чёрном огне, которое как чернила [на белом пергаменте]». В самом белом огне формы букв ещё не появляются на самом деле, а там, где появляются, мы уже (в символизме чёрного огня) оказываемся в области Устной Торы.

И потому Письменная Тора не может принимать телесные формы, разве что силой Устной Торы; то есть первая не может быть подлинно понята без последней, как и божественное Милосердие может быть постигнуто и воспринято только через Суд. И чёрные цветовые образы, гавваним, образы Суда, появляются и распространяются по сочетаниям белого, то есть по образам

Милосердия, как свет от угля. Ибо сила цветных сочетаний пламени преобладает, пока свет угля не станет неразличим, так как излишек пламени покрыл его. Аналогия с углём и пламенем такая же, как и часто использованная Исааком в комментарии к Йецира. Мистическая Письменная Тора ещё скрыта, так сказать, под незримой формой белого света, представленного пергаментом свитка Торы, и никак не доступна для обычных глаз. Только когда мистические огни в игре пламени иногда отклоняются друг от друга, на мгновение проглядывает проблеск белого света или сферы божественного Милосердия. В такие моменты «многие пророки» могут «уловить посредством „короны царственности“ [последняя сефира, доступная их созерцанию] что-то от её мистического великолепия, каждый согласно духовной степени, которой достоин». Но это может быть не более чем мимолётной интуицией. Подлинно непрерывное созерцание этой скрытой формы белого света непредставимо, как и созерцание солнца земными глазами. Только Моисей, учитель всех пророков, мог достигнуть непрерывного созерцания этого «светоносного зеркала» и благодаря своему пророческому рангу войти с ним в духовное общение.

Язык этого мистицизма тождественен языку других фрагментов Исаака. За мистическими символами мы видим скрытую концепцию, согласно которой просто нет Письменной Торы, доступной для обычного смертного. Всё, что мы называем этим словом, уже прошло через посредство Устной Торы. Тора, доступная человеку, это не скрытая форма в белом свете, но именно тусклый свет, уже принявший определённые формы и определения и, тем самым, обозначающий качество божественной Строгости, качество Суда. Это символизирует сам свиток Торы. Чернила и пергамент образуют единство. Но элемент, ставший видимым благодаря чернилам, это чернота, «тусклое зеркало» Устной Торы; подлинная тайна Письменной Торы, которая объемлет всё, содержится в знаках белого пергамента, ещё не видимых. Одним словом, есть только Устная Тора, и понятие о Письменной Торе находит своё место, в конечном счёте, в мистической области, в сфере, доступной только пророкам. Таким образом, здесь, в самом начале исторического появления Каббалы на Западе, мы видим тезис, мистический радикализм которого едва ли возможно превзойти; на самом деле, за всю историю Каббалы он так и остался непревзойдённым[491]. Это вернее, чем всё остальное известное о нём, доказывает, что Исаак был подлинным эзотериком. Фрагмент Исаака пал в забвение, но его тезис был подхвачен и не единожды переработан в истории Каббалы, временами на столь же запутанном языке [492].

6. Добро и зло у Исаака и в других источниках

Божественная сила, распространяющаяся из сефирот в Творение, из мира Престола и ангелов наружу, также нисходит в человеческую область к живым существам низшего порядка, даже вплоть до растений. Деревья тоже имеют мистический корень в деревьях Рая, представляющих собой изначальные образы всех будущих деревьев. Всё, что ниже, связано с тем, что выше, чему и обязано своим существованием, пока всё не связывается в цепь до Бесконечности. «Всякая тварь на земле зависит от высших сил, а те — от ещё более высоких, вплоть до бесконечной причины»[493]. Эта космическая цепь — магнетическая, по крайней мере, в области сефирот. Сефирот и логосы «поднимаются над собой, как вещи поднимаются под влиянием магнита, и потому их конец [словами книги Йецира] [заключён] в их начале» (об 1:7).

Но кроме связи посредством эманации есть ещё связь через видение, сефия. В отношении Йецира 1:6 мы узнаём, что само это видение — магнетический акт коммуникации, в котором всё восходит к своим истокам. Книга Творения говорит, что видение сефирот подобно молнии, и Исаак объяснят: «Видение — это медитация об одной вещи из другой. ... Каждая причина подбирается и поднимается, а затем смотрит вниз из причины, которая выше неё самой. ... Всё находится в другом и в связи с другим». Потому не только Бог созерцает глубины собственной мудрости, когда творит мир, но и среди сефирот тоже происходит созерцательное общение такого же рода. Созерцание мистика в состоянии каввана потому не отличается от того, что происходит среди самих божественных сущностей. В творении напрямую действуют не божественные миддот, «отцы», а производные миддот, тола-дот, которые исходят из них. В изоляции, без общения с «отцами» или «матерями», они неспособны ничего произвести.

Человек тоже находит своё место в этом процессе. Он «выстроен из сочетаний букв» (гл. 3). «И это высокое здание духа [руах], направляющее его, [также] направляет Всё, и потому Всё связано с верхними и нижними и составлено из мира, года и души. ... И душа — это определяющий фактор во всём» (ibid.) Человек, продолжает наш текст, это «квинтэссенция всякой твари, великая печать, в которой [заключены] начало и конец» всех созданий. Потому душа человека — это самый драгоценный фактор, действующий в мире. Человеческое тело не меньшего ранга:

Праведник —