прямо с Востока в XII столетии, даже если не обязательно добрались до круга Рабада и его семьи. Однако, похоже, что в некоторых ранних кругах каббалистов дальнейшие вариации составлялись на очевидно искусственном арамейском на те же темы демонологических иерархий. Остатки этих сочинений ещё существуют, например, в псевдо-гаонском постановлении о заклинании князя демонов, которое, кстати, говорит об откровении пророка Илии в ночь Дня Искупления. Уже самый ранний слой этих текстов различал между старой и молодой Лилит и знаком со странными именами для демонических правителей трёх областей эфира и их супругов — это еврейские имена, соединённые именами очевидно иностранного происхождения.

Старая Лилит — это жена Самаэля; оба они родились в один час по образу Адама и Евы, и они обнимают друг друга. Ашмедай, великий царь демонов, взял в жёны молодую Лилит, дочь царя; его имя — Кафсафуни, а имя его жены — Мегетавеель, дочь Матреды [из Быт. 36:39], и её дочь — Лилита[504].

Тот факт, что супруга последнего царя Едома (по списку, данному в Быт. 36) фигурирует как демон, предполагает перетолкование списка этих царей, превратившего их в архонтов тьмы. Самаэль тоже появляется в этих источниках как правитель Едома — с начала средневековья — это еврейское кодовое слово, обозначающее христианство, которое считалось происходящим из области тьмы. Именно в Е1ровансе эти и похожие чистые демонологические традиции привели к разработке учения о «левой эманации», которое попыталось сочетать их с каббалистическим учением об эманации десяти сефирот. Эти идеи затем перешли из Е1рованса в Кастилию, где уже могли быть легко приписаны другим псевдоэпиграфическим авторитетам, среди которых также фигурировал Исаак Слепой; однако, на самом деле, крайне сомнительно, чтобы ему можно было приписать идеи такого рода[505].

Тем не менее, многие сохранившиеся фрагменты доказывают, что Исаак имел некоторый интерес к вопросам, связанным с природой Самаэля, имя которого для евреев средневековья оказалось главным обозначением дьявола и его господства. Следующее высказывание Исаака имеет смысл, будучи рассмотрено с учётом большого числа пастухов, населявших западный Лангедок:

Тот, кто живёт со стадами овец, пусть даже на высокогорье и в ненаселённых пустошах, не должен бояться Сатаны и злых сил, ибо никакой злой дух не правит среди них. Но тот, кто живёт среди коз [о нём может быть сказано,] что, даже когда он окружён десятью домами и сотней людей, злой дух правит над ними[506].

В другом фрагменте мы узнаём, что Самаэль происходит из силы сефиры па-хад, передающейся ему через последнюю сефиру «безо всякого другого посредника». Таким образом, у него законное положение в сакральной целостности Творения. Только когда он вступил в войну Амалека против Израиля и сакрального порядка, который тот представляет (эта война всегда рассматривалась в еврейской традиции как метафизическое событие огромного значения), он утратил своё законное место. С тех пор он получает свою силу только косвенно, от планетарных духов, и «больше не по пути изначального порядка Творения». Только в мессианскую эпоху положение Самаэля будет восстановлено; Престол Бога, который пока повреждён, тогда будет исправлен[507]. Потому похоже, что Исаак Слепой был последователем окончательного «восстановления Сатаны», апокатастасиса. Поскольку, как это хорошо известно, иудаизм не признавал никакого официального догматического авторитета, который наделён правом определять содержание веры, этот вопрос, игравший важную роль в истории христианских церквей, оставался открытым и был предметом неторопливой дискуссии. Мнения разделились, и многие мистики придерживались учения о «восстановлении». Поздние каббалистические теории проявили ту же тенденцию, например, Тайна змея Иосифа ибн Гикатиллы[508], возможно, частью вдохновлена Исааком Слепым. В случае Исаака любопытно то, что Самаэль не пал со своего возвышенного ранга, как следовало ожидать, во время греха Адама (в котором его винит Агада), но только во время битвы против Амалека. В этой детали с ним были несогласны последующие каббалисты; даже когда они защищали учение об апокатастасисе, они ставили его в связи с восстановлением гармонии всех вещей, которая была нарушена грехом Адама. Однако, и для ибн Гикатилы (как и для Исаака) змей черпал свою изначальную силу прямо из сакральной области эманаций, стоя вне её «стен» и действуя как гений всего подлунного мира. Здесь тоже восстание змея вносит беспорядок в гармоничное единство миров и изолирует Самаэля как гения зла.

Мнение Исаака, что высшие ангельские силы черпают свои силы прямо из десятой сефиры, также встречается у Эзры, который свидетельствует, что получил «из уст сына учителя», то есть от Исаака Слепого, учение о том, «что Метатрон лишь посланник, а не особая вещь, носящая такое имя. Вернее, всякий посланник называется на греческом метатор и, возможно, посланники получили приток [десятой сефиры], называемой атара, чтобы выполнить свою миссию»[509]. Метатрон, таким образом, совсем не имя, а обозначение целой категории небесных сил, выполняющих миссию. Это гораздо более прозаическая концепция, чем та, которой учил его отец, Рабад, в своём комментарии к Талмуду. В этом вся истина о взглядах Исаака или это всего лишь случайное замечание? Ни один другой каббалист не отрицал существование отдельного ангельского существа по имени Метатрон, даже если признавал этимологию Исаака [510]. Сама этимология, по-видимому, взята из старого талмудического словаря Арух Натана бен Иехиэля из Рима, хорошо известного в Провансе (как метатор). Исаак, очевидно, не думал отождествлять Метатрона с последней сефирой, Шехиной, хотя такое отождествление встречается позже, среди первого поколения каталонских каббалистов[511].

7. Созерцательный мистицизм Исаака: каввана и девекут

Картина вселенной Исаака, таким образом, покоится на идее, что различные области Творения, каждая согласно своему рангу в иерархии вещей, находятся в общении с корнями всякого бытия, данного в мире сефирот. Ограниченные силы исходят из неограниченных сил, и тайная сигнатура букв действует во всём, но яснее всего в человеке. Однако, потоку, текущему вниз, соответствует другое движение вверх. Когда Исаак в комментарии к Йецира (конец главы 3) говорит, что «все вещи возвращаются к корню их подлинного бытия»[512], он имеет в виду в этом контексте, что вещь может действовать только в том, что связано с её принципом. Но его последователи уже понимали выражения такого рода в смысле возвращения всех вещей к Богу. «Всё выходит из первой Причины, и всё возвращается к первой Причине»[513]. Такое