возвращение может иметь как онтологический, так и эсхатологический аспекты. Ещё до конца всех вещей всякое бытие стремится вернуться, согласно своей природе, к своим истокам в духе древнего философского тезиса об appetitus naturalis, который, прежде всего, неоплатоники сделали популярным в средневековье. Но, кроме того, эсхатологический нюанс «восстановления всех вещей в их изначальном состоянии», хашабат кол ха-деварим ле-хаввайатам, присутствует среди учеников Исаака, которые, вероятно, позаимствовали это у него[514]. Но кроме этих эсхатологических перспектив возвращение человека (особое положение которого связано с божественным элементом в его душе) к общению со своим корнем углубляется или усиливается посредством созерцательного мистицизма, который лежит в основе идей Исаака о ценностях Торы и её заповедей, а также религиозной жизни евреев в целом.

Идеи о каввана и девекут имеют фундаментальное значение для этой точки зрения. Они, судя по всему, тесно связаны друг с другом. Теоретическая основа учения Исаака о каввана, которое не может быть прямо выведено из конкретных указаний, данных для кавванот, выполняемых в течение некоторых молитв, находится в комментарии к Йецира (1:8). От известного открывается дорога к Непознаваемому, «и с этой целью созданы миддот», а именно, чтобы служить посредниками между ограниченным и неограниченным. Из созерцания низших миддот мистик восходит к высшим,

...ибо каждая мидда наполнена тем, что выше неё, и они даны Израилю [возможно, следует понимать также в смысле: их последовательность была передана Израилю], чтобы медитировать из мидда, которая зрима в сердце, вплоть до Бесконечного. И нет другого пути [истинной] молитвы, кроме этого: посредством ограниченных слов человек входит [во внутреннее] и возносится в мысли к Бесконечному [515].

После того, что мы узнали здесь о концепции Исаака о махшаба и словах, это последнее высказывание не только означает, что в молитве ограниченные человеческие слова и мысль возносят человека к Бесконечному, эйн-соф; оно также показывает внутренний маршрут, которым должна следовать молитва в каввана. Этот маршрут ведёт через сефирот, относительно ограниченные «слова» к безграничной, чистой мысли и оттуда к глубинам самого эйн-соф. Божественные миддот потому являются объектом медитации. Молящийся ориентируется на определённые миддот, обозначаемые и подразумеваемые в различных частях литургических текстов, в соответствии с эзотерической «передачей» мистиков. В своём сконцентрированном созерцании на слове он находит «изначальное слово», а через него — контакт с самим бесконечным движением божественной махшаба, с которым поднимается до эйн-соф. Таким образом, в слове мистическая каввана раскрывает духовное внутреннее пространство, в котором слово взмывает к божественному.

Двусмысленное завершение высказывания Исаака, без сомнения, намеренное. Махшаба может означать, с одной стороны, божественную Мысль, но с другой, также человеческую мысль. Вероятно, можно сопоставить это вознесение чистой мысли к Бесконечному в каввана с католической формулой elevatio mentis ad deum, в которой, согласно Фридриху Хайлеру, «должным образом определена специфичность мистической молитвы»[516]. Каббалист, конечно, добавляет сюда новый элемент: он стремится из глубин собственной мысли войти в контакт с бесконечным движением божественной Мысли или внедриться туда. Именно в этом его реальная цель. Каввана в молитве, а также при выполнении религиозных заповедей, служит для осуществления контакта с Богом, в чём и заключается цель на пути, ведущем человека к Нему.

Именно этот контакт, связь или communio с Богом обозначаются еврейским термином девекут. Эта каббалистическая концепция происходит из терминологии средневековых еврейских теологов, особенно Бахья ибн Пакуда и Авраама ибн Эзры, которые использовали библейский глагол давак («приставать, привязываться»), чтобы выразить контакт души с Богом или божественным светом. Библейское указание из Втор. 13:4 ученики Исаака цитируют как указание их учителя на это учение:

Наш мастер Хасид сказал: Важнейшее в божественном служении мистиков [маскилим] и тех, кто медитирует на Его имя, лежит в этом [стихе]: «к Нему прилепляйтесь». И в этом главный принцип Торы и молитвы — сделать свою мысль согласной[517] со своей верой, как если бы она прилеплялась к тому, что выше, чтобы сочетать имя [Бога] в его буквах и связать десять сефирот с Ним, как пламя соединяется с углём. Своими устами он должен выражать это, согласно пересказу, но в сердце он должен соединять это в подлинную структуру[518].

Девекут, таким образом, не unio, a communio. В том смысле, который этот термин приобрёл в каббалистическом употреблении, он всегда содержит элемент дистанции, несмотря на свой характер близости. Девекут — это не слияние с Богом, а вступление в бесконечно близкие отношения с ним, грубо соответствующие тому, что средневековые христианские мистики называли adhaeresis. На иврите девекут может означать процесс, а также достигаемое вследствие него состояние. Инструмент этого процесса — каввана. Исаак и его последователи не говорят об экстазе, об уникальном акте выхода за пределы себя, при котором самоустраняется человеческое сознание. Девекут заключается не в буйном устремлении к Богу и поглощению в нём; это неизменное состояние, подпитываемое и обновляемое медитацией. В отличие от некоторых более поздних школ, старые каббалисты не шли дальше, и в этом оставались верны своему еврейско-теистическому характеру. Для них девекут или мистическое соттипю — это не переходная стадия, ведущая к ещё более высоким областям, как для многих нееврейских мистиков. Им чуждо всякое пантеистическое преступление границ, которые они сами себе поставили толкованием мистического пути[519].

Детальные изложения смысла девекут, какие мы находим, прежде всего, у последователей Исаака Эзры и Азриэля (см. главу 4 далее), используют образность, близкую к Исааку и восходящую, насколько мы можем предположить, к учителю их учителя; весьма возможно, они были записаны при его жизни. Племянник Исаака, Эшер, также весьма схожим образом говорит об этом пути как подлинном возвращении к Богу, в котором

...человек приспосабливает свои поступки, очищает душу и мысли ... и прикрепляется к Творцу духом и душой (нешама) и, ради Него, избегает нарушений. Именно о нём говорили мудрецы: В месте, где стоят возвращающиеся [к Богу], [даже] совершенно праведные не могут стоять [520].

Потому известное талмудическое высказывание (В. Berakhoth 34b), как здесь говорится, обращено не к кающимся, а к мистикам, которые находятся в состоянии девекут и потому занимают место выше праведников, которые не прошли этим путём. Особую важность представляют высказывания того же характера у Эзры и Азриэля о значении этого процесса и состоянии, которое через него достигается:

Молящийся должен считать, что Бог говорит с ним и