Я почувствовала, как на меня накатывает новый приступ паники.

– Орма тоже исчез.

– А. В таком случае я могу предположить, что их обнаружили Цензоры и они решили спрятаться получше, – произнес ардмагар и отвернулся. К старому генералу подбежал один из секретарей и повел его к паланкину, который они наконец нашли.

– Разве договор между Танамутом и Порфири не запрещает Цензорам забирать отсюда изгнанников? – спросила я, стараясь не отставать. Киггз шел сразу за мной.

– Это относится только к тем, кто официально зарегистрирован, – бросил Комонот через плечо, добравшись до похожего на коробку средства передвижения. Носильщик отодвинул фиолетовую в белую полоску штору, и ардмагар неуклюже залез внутрь. – Твой дядя, скорее всего, не регистрировался.

Киггз, стоящий рядом со мной, тихонько сказал:

– Не волнуйся, мы выясним, что случилось.

Я глупо кивнула. Обжигающий страх вернулся: я ощутила его всплеск где-то под ребрами. Все это время я пыталась подавить беспокойство об Орме, но слова Комонота о Цензорах снова его всколыхнули. Я сделала чуть заметный вдох и жестом указала на паланкин.

– Куда вы отправляетесь сейчас?

– В дом Малау. Там нас ждут, – сказал принц. Вместо того чтобы сесть в паланкин вслед за Комонотом, он всматривался в мои глаза. На его собственном лице была написана смесь обеспокоенности и сожаления. Волосы Киггза развевались на ветру, залетая в разделяющее нас пространство.

Ардмагар высунул голову из-за полосатых шторок.

– Хватит бездельничать, принц. Вам сейчас встречаться с родом Агогой и выступать от лица нации.

– Дайте мне минутку. – Киггз раздраженно махнул рукой, не отводя глаз от моего лица. Ардмагар фыркнул и втянул голову обратно в паланкин.

Киггз подался вперед, и у меня перехватило дыхание, что было очень глупо.

– Сельда рассказывала о твоих новостях. Она беспокоится. Не хочет, чтобы ты чувствовала, что потерпела поражение.

Я перевела взгляд на каменный причал, который омывали волны. Смотреть в глаза Киггза я больше не могла.

– А еще она сказала, – упрямо продолжил он, – Люсиан, позаботься о ней, ведь она сейчас так ранима. Скажи ей, что мы все так же любим ее и очень радуемся тому, что она попыталась. И что все будет хорошо.

Раньше я не думала о своей ранимости, но теперь его слова вызывали в моей душе яростный прилив эмоций. Я не смогла найти Орму, не смогла защитить Абдо от Джаннулы, не смогла собрать итьясаари. Я обрела сад, о котором так мечтала, но не могла сохранить его в своей жизни. Принц, к которому так рвалось мое сердце, приплыл сюда, но его ответ оставался таким же, как и раньше. На секунду мне показалось, что я не выдержу. Я помедлила, собираясь с силами, чтобы дать ответ.

– Она очень добра. Добрее, чем я того заслуживаю.

– Мы еще обсудим, что ты заслуживаешь, – сказал он. Хотя я по-прежнему на него не смотрела, я услышала улыбку в его голосе. – У нас будет много времени.

– Да, будет! – крикнул Комонот за нашими спинами, снова высовывая голову, словно нетерпеливая черепаха. – Принц, идите сюда сейчас же. Серафина, приезжай вечером в дом Малау. Там состоится торжественный ужин в честь нашего прибытия, хозяева не станут возражать против еще одного гостя. Говорите там уже друг другу то, что полагается.

Наконец я все-таки посмотрела Киггзу в глаза. В них плескались надежда и тревога. Он отстранился и полез в паланкин. Носильщики взялись за ручки и медленно побрели прочь, вверх по холму, по направлению к разноцветным мраморным фасадам западной части города.

Я проводила его взглядом, размышляя, сможем ли мы с Киггзом когда-нибудь сказать друг другу все, что нам нужно было сказать, и сколько времени на это уйдет. Где-то высоко над моей головой рассмеялась чайка.

Мне было совершенно необходимо вымыться, если я этим вечером собиралась выйти в свет. Я вернулась в квартиру Найи, чтобы взять вещи и узнать, как дела у Абдо.

Сегодня здесь собралась почти вся семья. По серьезным выражениям лиц я поняла, что ничего не изменилось. Чтобы достать из-за шторы коробку с банными принадлежностями, мне нужно было пройти через всю квартиру, что заняло у меня некоторое время. После туманных намеков со стороны тетушек и прямого выговора со стороны Найи я наконец поняла, что здороваться со всеми сразу – это страшная грубость. К старшим подобало обращаться по очереди, называя его или ее по имени. Забрав коробку, я снова пошла через всю комнату и попрощалась с каждым по отдельности. Тетушки Абдо рассмеялись и крикнули мне вслед: «Мы почти тебя воспитали!» и «Не забудь дать чаевые смотрителю!».

Я уже несколько раз бывала в бане, три из них – без сопровождения. Я все еще ходила днем, в час, предназначенный для стариков: у моей храбрости были границы. Когда на меня глазели пожилые люди, я могла притвориться, что все дело в их плохом зрении.

Я оставила одежду в специальной ячейке (не забыв дать смотрителю чаевые), прошла под струей холодной воды, лившейся изо рта декоративного дельфина (мучительная процедура, которая, по словам Найи, была совершенно необходима для гигиены) и залезла в теплый общий бассейн. Старики – всех полов и родов, которые могла предложить Порфири – устроились по периметру, усевшись на длинную скамейку, под водой. Их головы болтались на поверхности, как веселые кочаны капусты. Некоторые уже знали меня в лицо и приветственно кивали. Другие глазели, но, кажется, их больше удивляло мое белое, как у призрака, тело, а не чешуя на поясе.

– А правда, что южане живут в пещерах? – громко спросил старичок, не заботясь о том, понимаю я его или нет. – Как те сверчки, похожие на пауков. Посмотрите, она же почти прозрачная.

К моему неописуемому облегчению, о чешуе никто не говорил. Однако сейчас я почувствовала, как кто-то проводит пальцем по моей спине – как раз по линии, где человеческая кожа уступала драконьей. Эти места часто краснели и воспалялись: моя плоть вела бой с острыми чешуйками, пробивавшимися сквозь нее. Неожиданное прикосновение вызвало острую боль, и я вздрогнула, едва сдержав крик. Беззубая бабушка справа от меня широко улыбнулась, и в ее глазах загорелись озорные полумесяцы.

Она промямлила что-то – я даже не надеялась понять, что именно. Женщина, сидевшая с другой стороны от нее, захихикала так, что ее тело заходило ходуном, а потом громко и медленно произнесла:

– Одолжи ей серебряных зубов, колючая иностранка. У тебя их слишком много, а у нее не осталось ни одного.

Я не смогла сдержать смех, и ко мне тут же присоединились все остальные. Найя предупреждала, что, глядя на меня, люди будут одновременно испытывать трепет перед итьясаари и недоумение из-за моей национальности. Похоже, эти два чувства наконец слились в одно, и получилось чистое веселье.

Но самым удивительным было то, что я не возражала. Эта чешуя, видимая эмблема моего стыда, когда-то вселила ужас в Родию. Я скрывала и подавляла ее, а однажды даже попыталась избавиться от нее с помощью ножа – так почему я теперь могла смеяться над ней вместе с незнакомцами? Что-то во мне изменилось. За моими плечами был долгий путь.