Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ещё слишком рано», – поведала Рэнд New York Times в день поражения Голдуотера. Сторонникам капитализма нужно «начать с начала» и сконцентрироваться на вопросах культуры, а не практической политики[438]. Тот же вывод она делала после кампании Уилки: к общественному консенсусу о благах капитализма следует прийти до достижения успеха на выборах. Чистый капитализм относился скорее к неизведанному будущему, нежели к прошлому. Сам сенатор, казалось, был согласен с объяснениями Рэнд его проигрыша, цитируя её слова в своей колонке[439]. В «Новостях объективизма», своей частной площадке для мнений, Рэнд открыто обвиняла Голдуотера в его поражении. Она была потрясена тем, что единственными избирателями, которых ему удалось привлечь, были белые южане: «В сложившихся обстоятельствах самым гротескным, иррациональным и постыдным следствием проведения кампании является тот факт, что единственной частью страны, которая якобы выступает за свободу, капитализм и права человека, был аграрный, феодальный, расистский Юг»[440]. Словно лучиком надежды была твёрдая и философская речь по поводу Голдуотера, но было уже слишком поздно.
Несмотря на интерес к Голдуотеру, Рэнд прокладывала свой путь, отличный от консервативного движения в целом, что отражалось в её втором научно-популярном труде «Добродетель эгоизма». В то время как традиционный консерватизм подчёркивал важность обязанностей, ответственности и социальной взаимозависимости, основу правой идеологии, которую продвигала Рэнд, составлял отказ от морального долга по отношению к окружающим. Один из её читателей сообщил ей после того, как расправился с «Атлантом»: «Я держался принципа быть сторожем своему брату, задаваясь вопросом, почему те, кто говорил мне об этом, не сторожили своих братьев. Я считал своим моральным долгом отказываться от богатства, успеха и любви до тех пор, пока не будут решены вопросы угнетённых. Мне было интересно, почему я чувствовал негодование, если давал бездомному четвертак, и вину, если не давал. Эти противоречивые эмоции сбивали меня с толку, и я думал: «Со мной что-то не так». Да, что-то было не так, но только не со мной, а с моими взглядами»[441]. Рэнд разделяла страх консервативных сторонников объединений из National Review перед социализмом и подозрительность по отношению к деятельности государства, однако её мотивы опирались на совершенно другой социальный контекст. Её ви́дение общества было атомическим, а не органическим. Идеальное общество Рэнд состояло из торговцев, предлагавших ценности в обмен на ценности, чьи взаимоотношения ограничивались длительностью данной сделки.
Одним из создателей «Добродетели эгоизма» был Беннетт Серф из Random House, жаждавший внести свою лепту в труды Рэнд. Она была настоящей золотой жилой для издательства, которое также опубликовало «Для нового интеллектуала» и биографию Брэнденов, «Кто такая Айн Рэнд?». Общие продажи этих книг сильно превышали сотни тысяч экземпляров и не демонстрировали тенденцию к снижению. Серф предположил, что некоторые речи и статьи Рэнд из её новостного издания можно перекомпоновать в отдельный том. В ответ на это Рэнд предложила новую книгу, озаглавленную «Новые рубежи фашиста», в которой она развивала мысли из одноимённого эссе. Поначалу Серф отнёсся к проекту с энтузиазмом, но со временем его всё больше начинало смущать название, поскольку ему не удавалось привлечь внимание отдела продаж.
Дерзкое название было выбрано специально, а кроме того, оно отражало отвращение Рэнд к администрации Кеннеди. Знаменитое высказывание Кеннеди на его инаугурационной речи: «Не спрашивайте, что ваша страна может сделать для вас, спрашивайте, что вы можете сделать для своей страны», – привело Рэнд в ярость[442]. (Милтон Фридман также счёл это высказывание спорным, подвергнув Кеннеди критике уже в первом предложении «Капитализма и свободы».) В своём эссе она сопоставляла отрывки из речей Кеннеди и Гитлера, чтобы продемонстрировать их схожесть; по её мнению, они оба были коллективистами, требовавшими, чтобы человек жил ради государства. Такого рода сравнение было для Серфа чересчур, и он попросил убрать его и выбрать новое название. Рэнд рассерженно отклонила оба предложения и обвинила Random House в нарушении условий договора. Она выбрала это издательство, потому что оно пообещало не подвергать её работы цензуре; с её точки зрения, просьба Серфа доказывала, что их соглашение было фикцией. Она расторгла контракт и издала книгу с помощью New American Library, филиала Penguin.
Серф не сразу понял, что произошло. Издательство покинул лучший автор, прихватив с собой и дружеские отношения. После первого сердитого обмена письмами он тщетно стал ждать новых писем от Рэнд. Даже убийство Кеннеди не принесло от неё комментариев. Он стал умолять: «Сильные, но честные разногласия по поводу публикации не могут так сильно сказаться на наших отношениях! Пожалуйста, напиши мне». Наконец Рэнд смилостивилась, отправив ему короткую записку с наилучшими пожеланиями. Серф был ошеломлён и опечален отношением Рэнд. Он продолжил с интересом следить за её карьерой. «Как же хорошо быть уверенным в своей правоте!» – сказал он заведующему отделом распространения, когда обновлял подписку на журнал Рэнд[443]. Серф ходил вокруг Рэнд по тонкому льду, так как она никогда не реагировала на критику хорошо. Даже Нейтан был не в силах переубедить её на этот счёт. Он выступал против смены названия «Добродетель эгоизма», утверждая, что оно изменит замысел и введёт читателей в заблуждение, но Рэнд не согласилась.
Когда «Добродетель эгоизма» увидела свет в 1964 г., оказалось, что с её помощью Рэнд пыталась донести свои политические и философские идеи из новостной рассылки до более широкой аудитории. По большей части книга состояла из статей, которые уже были опубликованы, однако, помимо этого, в ней было и новое важное эссе «Этика объективизма», впервые прочитанное на симпозиуме в Висконсинском университете. В нём речь шла о новом восприятии Рэнд себя в качестве философа-новатора. В основном эссе представляло собой тяжёлый труд, в котором Рэнд давала подробные определения таким терминам, как «объект перцепции», «концепция» и «абстракция». Далее она быстро переводила свои идеи в общую идиому: «Принцип торговли – единственный рациональный нравственный принцип человеческих отношений, личных или социальных, частных или общественных, духовных или материальных. Это принцип справедливости»[444]. Её возвеличивание образа торговца отражало либертарианскую идею о договорном обществе, в котором индивид наконец будет свободен от феодальных иерархий. Как и в 1940-х гг., Рэнд вдыхала в либертарианскую теорию унаследованную мудрость для нового поколения.