– Твой музыкальный слух стал просто фантастическим, – она говорила ему в рубашку. – Ты слышишь вторую скрипку в целом оркестре.

– У тебя же особенная скрипка, разве ты забыла? – самое красивое, когда у него улыбаются глаза. И невозможно не улыбнуться им в ответ.

– Конечно, особенная. Мне ее подарил любимый мужчина.

Они смотрели в глаза друг другу. Не могли насмотреться. И, кажется, сейчас снова начнут целоваться.

Нет, надо все-таки надеть брюки.

Но сначала – принять букет.

– С премьерой, Май.

Она все никак не могла запомнить, как эти цветы называются. То ли розы, то ли пионы. Называла их коротко: «Мои». И Илья знал прекрасно, что это ее цветы. Ее любимые цветы.

Уткнулась носом в бело-розовое богатство лепестков. Вдохнула. Вздохнула.

– Очень красивые! Спасибо.

А потом все-таки взяла себя в руки. Букет на стол, нагнуться за брюками.

– Дай мне пять минут, я оденусь. И расскажи, как ты долетел.

***

В машине они ехали молча. Но это не потому, что не о чем было поговорить. Просто бывает такая тишина, которая является продолжением разговора. А слова – они могут только помешать. Май сидела рядом в легкой коротенькой шубке и держала в руках букет. Илья видел ее чуть склоненный над цветами профиль и красиво затянутый узел волос.

Он помнил самое первое выступление Майи в Большом – «Пиковую даму», и как дома она долго колдовала над прической, закрепляя этот самый узел, и как сильно сжимала его руку позже, когда они направлялись от машины к театру. Но все прошло замечательно. Как потом радостно рассказывала Майя – она не сделала ни одной ошибки, и вообще, лишь только дирижер взмахнул палочкой – волнение куда-то ушло.

Они были неделимы – Май и музыка. А несколько месяцев назад она стала второй скрипкой – почти через три года службы в оркестре. Это был ее головокружительный успех как музыканта. К которому Илья не имел никакого отношения. Он не вмешивался в скрипичные дела жены. Ему было важно лишь то, что Майя играет, очень любит свое дело, живет им. Илья видел, как много она занимается, совершенствуется. Он гордился своей женой и знал, что с первым успехом пришло и первое настоящее осознание его цены. Май нечасто касалась в разговорах тем сплетен и закулисных игр, просто он умел читать ее лицо. Он все понял сам. И в один из вечеров сказал, приподняв пальцем ее подбородок:

– Это будет всегда. Чем выше и дальше ты будешь забираться, тем больше завистников и недоброжелателей окажется вокруг, а еще больше домыслов. Но ведь это не значит, что ты остановишься, правда?

– Я буду играть.

– Вот и славно, – он легко поцеловал ее в лоб.

Маленькая Май из девочки превратилась в прекрасную цветущую молодую женщину, и Илья наблюдал за этим чудесным перевоплощением, снова открывая в себе созерцателя. И желал созерцать Майю дальше. Уже в новой ипостаси. Он так долго ждал…

Ждал, когда она закончит консерваторию.

Ждал, когда адаптируется в театре.

Ждал, когда начнет свой путь музыканта.

Потому что, если она не состоится как скрипачка – это обязательно даст отпечаток на их будущую совместную жизнь. Нереализованность Майи потом больно ударит по ним обоим.

Он это прекрасно понимал.

И ждал.

Ждал, когда она повзрослеет…

И вот теперь был готов к важному разговору.

– Устала? – спросил негромко, остановившись у светофора.

– Немного. Я всегда нервничаю на премьере, ты же знаешь, – ответила Май и уткнулась носом в пионовые розы.

Такие же цветы украшали и ее букет невесты в совершенно несвадебном месяце феврале. Правда, им двоим не было до этого никакого дела. Все осталось в воспоминаниях: красивая церемония, загородный клуб, гости, торт. И, конечно, невеста кидала букет. Поймал его почему-то Сева. Был танец – вальс, в котором Илья уверенно вел свою теперь уже жену. Только для них по-настоящему все началось позже, когда за спинами закрылась дверь номера, и Майя тут же схватила его руку и стала рассматривать кольцо, точь-в-точь такое же, как на ее пальце, только размером больше. Тонкая немного выпуклая полоска золота. Ничего особенного.

Но она так внимательно разглядывала, словно не верила.

Это правда? Это действительно правда?

А потом подняла глаза и прошептала:

– Тебе идет обручальное кольцо, – и кратко коснулась желтого ободка губами.

На белом подвенечном платье было сорок три крошечных обтянутых атласом пуговицы. И когда Майя повернулась к Илье спиной, чтобы он их расстегнул, на ее лице играла озорная улыбка. Май предвкушала очередной аттракцион. Но в итоге сама почти умоляла его закончить с платьем быстрее, потому что Илья вызов принял и расстегивал пуговицы неторопливо, прерываясь на поцелуи шеи, там, где виден позвонок, аккуратного маленького уха с крохотной бриллиантовой каплей – его свадебного подарка, уже обнаженных плеч, потом лопаток… потом он предложил вынуть из прически шпильки и цветы, но Май повернулась и не дала договорить, начав целовать сама, прижимаясь так, как это делала только она… она одна.

Всю ночь шел снег. И наутро они увидели за стеклом совершенно белые кружевные деревья.

– Настоящая зимняя сказка, – прошептала Майя, не сводя глаз с окна.

Они провели за городом три дня вдвоем – гуляли, смотрели кино, заказывали ужин в номер, занимались любовью. Три дня абсолютного тихого светлого счастья.

А медовый месяц был позже – в апреле. Они улетели на неделю в Италию. Михаил Львович очень переживал, пытался образумить, рассказывал о предстоящем выпуске, дипломе, о важности репетиций именно в эту пору, только… апрель – самое красивое время в Италии, когда уже тепло, но еще нет жары. Когда все вокруг цветет, когда воздух свеж, а туристов еще нет.

Поэтому они все же улетели. Было все: Большой канал и театр Ла Фениче, площадь Сан-Марко и дворец Дожей, кофе за столиком на пьяцетте (2) и изысканная панакота (3) со свежими ягодами в ресторане. Было много солнца, много музыки и много любви…

На обратном пути в самолете Май спала, укутавшись в плед и положив голову на плечо Ильи. Любимая маленькая женщина…

За стеклом посыпал мокрый ноябрьский снег. Илья включил дворники. Майя едва слышно вздохнула. Он нашел ее руку и на несколько секунд сжал, почувствовав ответное пожатие теплых пальцев.

Зачем слова, когда можно без них?

На следующем перекрестке Илья повернул к дому и припарковался.

После теплого салона автомобиля на улице было неуютно, промозгло и ветрено. Май стояла, кутаясь в свою шубку и ждала, когда Илья возьмет с заднего сиденья «мерседеса» ее скрипку. Послышался звук сигнализации – машину заперли. Илья протянул жене инструмент, а потом… у нее так смешно сидел на голове капюшон, чуть набок, что он не удержался и аккуратно его поправил, мимолетно касаясь пальцами лица. В свете фонаря снег казался мягким, почти ватным. Майя стояла с цветами и скрипкой и как-то странно смотрела на мужа.