– Братцы, – заорал кто-то радостно, – он жедерется! Он сам начал! Первый!!!

– Дадим ему по шее, – предложил высокий сильныйголос, – чтобы стариков не обижал! Старость уважать ­надо…

На Рагдая наперли уже почти всерьез, но он, все еще веселоухмыляясь, попытался протиснуться без драки. Кто-то дотянулся до его чалмы.Рагдай вскинул руку, но не успел: ветерок растрепал золотые волосы.

Среди русских купцов кто-то ахнул в замешательстве:

– Братцы… Да какой же это индийский…

– Это варяг, – предположил другой неуверенно.

Залешанин оглянулся. Начальник портовой стражи,с интересом следивший за стычкой, нахмурился, что-то резко крикнул воинам.Вытаскивая мечи, те бросились по причалу в их сторону.

– Нас раскрыли! – крикнул Залешанин. – Рагдай, накорабль?

– Да, – крикнул Рагдай. – Иди вперед! Я их задержу.

Красивым движением он отшвырнул цветастый халат, в его рукеочутился меч, ради которого он и шел в длинном до пола халате. Купцышарахнулись, Рагдай раскрутил меч, воины замедлили бег, перед ним остановились,закрылись щитами, выставили копья и пошли мелкими шажками.

Залешанин с отвращением скинул мешавший халат:

– Ну, наконец-то!

Купцы ахнули:

– И этот… нешто в Индии такие тоже?

– Говорят же, страна чудес!

– Да, это похлеще сокровищ в море голубом…

Рагдай сделал быстрый шаг, лезвие едва прочертилостремительную полосу, легкий треск, похожий на частые щелчки, срезанныенаконечники копий посыпались на каменные плиты причала. Офицер прикрикнул,воины разом вытащили короткие мечи. Залешанин ступил сбоку, ухватил одного,отобрал меч, а самого вскинул на руки легко, как щенка, и забросил в гущунаступающих.

Мечом он владел хуже, да еще таким огрызком, но все жетеперь их двое с мечами, на них нахлынули, зазвенело железо, начали окружать,как вдруг кто-то из купцов крикнул ошалело:

– А мы чо стоим? Наших индеев бьют!

Разом набежали, схватили воинов и швырнули в воду, у двоихпоявились мечи и длинные ножи, а кто-то размахивал кистенем. Один купец,высокий и такой же золотоволосый, как Рагдай, только с бородкой, так махнулодного закованного в железо гиганта, что тот пролетел по воздуху сажени три,прежде чем грохнулся на каменные плиты.

Залешанин прохрипел изумленно:

– Ого!.. Такой удар! Какой же ты купец?

– Купец, – буркнул тот недовольно, будто егозаподозрили в обвесе покупателей.

– Ну да, – восхитился Залешанин, – ты богатырь подличиной купца?

Последних воинов сбросили в воду, Рагдай отступил посходням, зло махал Залешанину. По причалу забегали еще люди с оружием,чиновники. Со стороны города бежал целый отряд, впереди на резвых конях неслисьдесятка два всадников.

– Купец я, – повторил золотоволосый недовольно. –Зовут меня Садко, я здесь по торговым делам. В Индию, страну чудес, еду.За Жар-птицей. А в Царьграде отдыхаем, корабли смолим, паруса, то да се,мачты меняем. Дурень ты, что не сказал сразу… Ну хотя бы промычал.

Залешанин удивился:

– А говорят, что новгородцы нас не любят.

Садко удивился:

– Тю на тебя! Вот дурень… А кто ж вашего князя привел вКиев и посадил вооруженной рукой, как не новгородское войско?.. Беги накорабль, вон уже паруса вверх пошли… А мы тут задержим малость.

Залешанин отступил на сходни, крикнул оттуда:

– Но вы-то выкрутитесь?

– Авось, – ответил Садко весело. – Не в такихделах бывали!

Хозяину корабля Рагдай показал перстень великого князя, дляубедительности добавил кошель с золотом, наказы князя должны выполняться вохотку, и корабль в открытом море свернул, потом свернул еще и еще, запутываяпогоню, а когда после недолгого плавания показался скалистый берег, Залешанинуже понял с холодком в сердце, что высадят их в самом поганом месте.

Хозяин сказал напряженно:

– Как только песок заскрипит под днищем, сразу за борт!..

– Зачем такая спешка? – спросил Залешанинсердито. – Не блох ловишь! Двое таких героев тебе честь ока­зали…

– Волна, – коротко бросил хозяин. – Если уйдет,никакие герои корабль не вытащат. Хотя, конечно, попробуем. У тебя вонкакая шея здоровая…

Залешанин спешно побежал собирать вещи.

Море поднималось, надвигалось на берег. С каждой волнойвода продвигалась дальше, поднималась, наконец начала переливаться через узкующель в прибрежных скалах. Хозяин, напряженный как тетива, едва не вываливалсяза борт, наконец махнул рукой:

– Давай!

Шелестнул парус, корабль понесло вперед. Правый бортотвратительно скрежетнул по камню, впереди открылась каменистая равнина. Рагдайуспокаивал коня, гладил по бархатным ноздрям. Работники суетились как муравьи вразворошенном мурашнике, кричали сорванными голосами.

Залешанин ошалел от крика, спешки, в которой мало чторазумел, и, лишь когда ощутил под ногами твердь, мокрый и с клочьями пены наушах, перевел малость дух. Рядом выводил на берег коней Рагдай, собранный испокойный.

– Не ушибся? – спросил он ровным голосом.

– Пошел ты! Я ж не рыба, чтоб вот так…

Волна догнала, ударила под колени. Залешанин рухнул на спину,барахтался, захлебываясь, а когда поднялся, первое, что увидел, был корабль,который подхватила последняя высокая волна и вынесла через узкую щель обратно вморе. А далеко-далеко, на самом виднокрае, виднелись белые паруса трехкораблей.

– Не догонят, – хладнокровно заметил Рагдай. –У нашего не корабль, а летающая рыба… Но нам придется тоже отраститькрылья.

Залешанин выбрался, вода хлестала даже из ушей, прохрипел:

– Думаешь, рискнут высадиться здесь?

– Вряд ли. Но перехватить нас еще можно.

Залешанин с проклятиями вскарабкался в мокрое седло. Водастекала широкими струями. Откуда столько, словно все море захватил с собой, аРагдай, сухой, как корка прошлогоднего хлеба, рассматривал его с брезгливойжалостью.

– Да едем уже, – огрызнулся Залешанин. – Едем, невидишь?

Навстречу дул слабый ветер, от которого во рту стало таксухо, что язык царапал нёбо и десны. В груди першило. Залешанинчувствовал, что хотя нет иссушающего зноя, но он весь иссох, вся вода из негоуходит через поры, тело скукоживается, как лист над костром.

Степь гремела под копытами. Сухие стебли лопались с хрустом,но ни грохот копыт, ни треск сухих трав не заглушали многоголосый радостныйвопль мириад кузнечиков, кобылок, жуков, что верещали песни, орали,перекрикивали один другого. Им не сухо, не жарко, подумал Залешанин тоскливо ис завистью. И степь не кажется пустой…