В ответ сэр Чарльз тоже улыбается, но как-то кисло:

– Я вас очень понимаю, миссис Хэмилтон. Представляю, как тяжело вам находиться в разлуке с вашей дочерью. Но со временем вы привыкнете.

– Я приехала к вам не для обсуждения своих чувств! – резко отвечает Элинор. – Я хочу узнать о состоянии здоровья моей дочери!

Сейчас перед именитым доктором сидит уже не та женщина. В прошлый раз она цепенела от потрясения и отчаянно цеплялась за Эдварда и его здравый смысл. Во всяком случае, так ей тогда думалось. Элинор кусает губы. Прогоняет негативные мысли: они сейчас не помогут Мейбл. Сюда она приехала, вооружившись сделанными ею заметками и выписками ключевых моментов статей. Но это вряд ли понадобится; она столько раз читала эти материалы, что может цитировать их слово в слово.

– К тому же, – чуть помешкав, добавляет она, – я получила письмо, которое меня сильно встревожило.

– Да?

– Это даже не письмо, а записка. Короткая. Человек, написавший ее, пожелал остаться неизвестным. Этот человек бьет тревогу относительно состояния Мейбл.

– Что? – Услышанное явно шокировало сэра Чарльза. – Позвольте мне взглянуть на эту записку.

– Я не захватила ее с собой, – лжет Элинор.

Жаль, что она не может показать ему письмо мисс Мэннерс, но она не вправе подвести эту женщину, искренне обеспокоенную судьбой Мейбл. Раскрытие секрета обернулось бы увольнением медсестры.

– Вот оно что… – Сэр Чарльз вновь усаживается в кресло и смотрит на Элинор с подозрением, словно не до конца верит ее словам. – Миссис Хэмилтон… Скажу вам честно: кто-то написал полнейшую чушь. Уверяю вас, Мейбл находится в полной безопасности и получает превосходный уход. Не сомневаюсь, что записку написал какой-нибудь смутьян. Ваш муж занимает высокое положение, а такие люди всегда привлекают к себе нежелательное внимание.

– Но я думала, никто не знает, что Мейбл – наша дочь.

– Насколько мне известно, так оно и есть. Я даже гадать не буду, откуда берутся подобные сведения.

Элинор беспокойно ерзает в кресле.

– Каково нынешнее состояние Мейбл?

– Ваша дочь вполне привыкла к жизни в колонии, – отвечает сэр Чарльз; его лицо несколько изменилось. Сейчас от него исходит меньше враждебности, но он по-прежнему закрыт и не настроен на откровенный разговор. – Я регулярно посылаю вашему мужу отчеты о ее состоянии, – добавляет он.

– Да. Я знаю о них. Но мне захотелось услышать обо всем из первых уст. – Она снова улыбается. – Сэр Чарльз, скажу вам честно: я считаю, что прошло уже достаточно времени и я теперь могла бы регулярно навещать Мейбл. Это не нарушило бы конфиденциальности. Эдварду туда незачем ездить, и потому тайна личности Мейбл сохранится. После этой записки я просто должна знать, как на самом деле живется моей дочери в колонии.

– Понимаю, – произносит сэр Чарльз, изгибая седую бровь и разводя руки. – И что именно вы хотели бы знать?

– Все до мельчайших подробностей. Есть ли у нее друзья? Счастлива ли она? Как ее учеба в школе?

Возникает пауза.

– У нее установились хорошие отношения с дежурными медсестрами, – бесцветным голосом отвечает сэр Чарльз, не глядя на Элинор. – Полагаю, ей нравится рисовать карандашами и красками, наблюдать за животными на ферме и играть с другими детьми. – Чувствуется, что все это не более чем общие фразы. Откашлявшись, сэр Чарльз продолжает: – Миссис Хэмилтон, раз вы читаете мои отчеты, то вам известно, что умственные способности Мейбл оставляют желать лучшего. Занятия в школе ей противопоказаны. Наша программа нацелена на то, чтобы больные дети не испытывали никаких потрясений. Для эпилептиков важно находиться в спокойной, упорядоченной обстановке. Чрезмерное возбуждение провоцирует припадки. По этой причине мы не поощряем посещение детей. Представьте: девочка видит мать и у нее может возникнуть ожидание, что ее заберут домой. Когда ее ожидание не оправдывается… сами понимаете, к чему это приводит. Еще один немаловажный момент. К большинству детей никто не приезжает. Если они увидят, что к кому-то регулярно приезжает мать, это вызовет у них обиду и беспокойство. Я уж не говорю о вашем подавленном состоянии при виде печального состояния, в котором находится ваш ребенок. Честное слово, для всех сторон будет лучше обойтись без психологических травм.

Элинор открывает рот, собираясь сказать то, что ей действительно хочется сказать, но вовремя одумывается. Это лучше держать при себе.

– А что вы можете сказать о ее припадках и действии лекарств? Вы как-то упоминали новое удивительное лекарство. Оказывает ли оно какое-нибудь воздействие на Мейбл?

Элинор подается вперед. У нее гулко бьется сердце. Вдруг состояние Мейбл начнет чудесным образом улучшаться?

Сэр Чарльз качает головой. Его лицо снова принимает грустное выражение.

– Состояние Мейбл относится к числу самых тяжелых. Я боялся, что ее организм уже не отреагирует на прием бромидов и фенобарбитала. К великому сожалению, мои предположения оправдываются.

Сэр Чарльз достает регистрационный журнал, где содержатся имена и цифры. Ведя пальцем, он находит строчку Мейбл.

– Данные за нынешний период неутешительны, – говорит он. – Четыреста семьдесят пять больших припадков и триста сорок восемь малых. Это очень много. По сравнению с прошлым периодом их число стало больше. Пока она не получает максимальной дозы фенобарбитала. Мы можем сочетать дозы с дозами солей бромида, если…

– Сэр Чарльз, потому я сегодня и приехала к вам. – Элинор снова подается вперед; ее сердце опять учащенно бьется. – Ясно одно: лечение, предписанное вами, не работает. Я собираюсь кое о чем с вами поговорить. Я слышала об альтернативном методе лечения и хочу, чтобы вы попробовали его на Мейбл.

Сэр Чарльз откидывается на спинку кресла и сурово смотрит на Элинор.

– Миссис Хэмилтон, я не впервые слышу о разных шарлатанских методиках, но ни одна из них не дает результатов. – Как и в прошлый раз, он говорит с ней тоном, каким говорил бы с туповатым ребенком, неспособным усвоить простой урок. – Уверяю вас: план лечения, который я рекомендую для Мейбл, самый современный и эффективный из всех существующих.

– Сэр Чарльз, лечение, о котором я хочу поговорить, отнюдь не шарлатанство, – твердо возражает Элинор. – Оно прошло многочисленные проверки и применяется в Америке для лечения детей. Если, как вы говорите, вы находитесь в курсе последних исследований в этой области, вы наверняка знаете о кетогенной диете.

Сэр Чарльз моргает и едва заметно дергается. Что это: раздражение? удивление? Но это длится всего мгновение, и к нему возвращается былая уверенность.

– Диета, которую мы предписываем нашим эпилептикам, очень тщательно контролируется. Я вам это уже говорил в прошлый раз.

– Но вы не ответили на мой вопрос. Вы слышали о кетогенной диете? Она очень сильно отличается от того, о чем вы говорили тогда.