– Нет, – помолчав, признается он. – Об этом я ничего не слышал. – Он усмехается. – Я не слишком обращаю внимание на мириады сумасшедших идей, которые появляются сплошь и рядом. – Он изгибает брови. – Мало ли чепухи на свете!

– Уверяю вас, эта идея совсем не сумасшедшая. – Элинор раскрывает сумку и достает бумаги. – Как видите, результаты их экспериментов весьма обнадеживающие.

Элинор выкладывает перед пожилым врачом листы с заметками и выписками из статей, где наиболее важные места выделены особо.

Ей кажется, что сэр Чарльз потрясен. Он смотрит на разложенные бумаги. Все в его облике – от наморщенного лба до рук, скрещенных на груди, – говорит о сопротивлении. Мельком взглянув на листы, он качает головой и откашливается.

– Подобная диета была бы слишком радикальной и губительной даже для взрослого организма, – тихо, с расстановкой начинает он, его голос полон терпения. – Что же тогда говорить о маленьком, слабом ребенке? – Сэр Чарльз усмехается. – Для вашей дочери это означало бы смерть! Несколько месяцев на такой диете, и она серьезно заболела бы от недостатка витаминов и питательных веществ. Ее бы мучили тяжелые запоры, в результате чего организм отравлялся бы отходами собственной жизнедеятельности, не в силах их исторгнуть. Могу лишь вам сказать, миссис Хэмилтон, что такая диета оказалась бы катастрофической для Мейбл. Я бы всеми силами избегал сомнительных экспериментов. Что считается правильным и приемлемым в Америке, не может, да и не будет считаться приемлемым в Лондоне.

Сэр Чарльз отодвигает от себя привезенные ею записи, смотрит на часы и морщится. Элинор пора уходить. Ее время истекло. Разговор, на который она возлагала надежды, закончился неудачей.

– Прошу вас, – умоляющим тоном произносит она, – пожалуйста, ознакомьтесь с результатами этих исследований. Согласна, в обычных условиях такая радикальная диета считалась бы пагубной для здоровья, но для эпилептика она может оказаться спасительной. Здесь содержится все: подробности эксперимента и доказательства его успеха. Это могло бы помочь и другим детям, – добавляет Элинор, видя, как сэр Чарльз брезгливо берет листы, словно от них можно заразиться. – Не только Мейбл, – упорствует она.

Сэр Чарльз не отвечает.

Элинор натягивает перчатки, берет сумку и готовится уйти.

– Вы всерьез хотите сделать своего ребенка объектом экспериментов? Лабораторной мышью? – Голос сэра Чарльза вдруг становится сердитым. – Миссис Хэмилтон, мне известно об экспериментах над эпилептиками в Америке. Уверяю вас, жестокость тамошних врачей не знает предела. Неизвестно, каковы побочные явления такого метода и как они проявятся в долгосрочной перспективе, как повлияют на растущий организм ребенка. Я бы ни за что не подверг своего ребенка подобному лечению, – заключает он и встает с кресла, всем видом показывая, что разговор на эту тему окончен. – Простите, миссис Хэмилтон, но меня ждут другие пациенты.

– Да, конечно. – Элинор встает и протягивает ему руку в перчатке, пристально глядя на врача. – Вы же знаете, сэр Чарльз, я все равно не отступлюсь. Через пару дней я вам позвоню и спрошу, что вы думаете после прочтения этих материалов.

Он пожимает ей руку.

– А профессор Хэмилтон? – спрашивает сэр Чарльз, всматриваясь в ее лицо. – Что он думает обо всем этом?

– Сэр Чарльз, я бы предпочла, чтобы этот разговор остался между нами, – после недолгого молчания отвечает Элинор. – Когда мы придем к общей точке зрения, я обязательно переговорю на эту тему с Эдвардом. Но сейчас он предельно занят, и я не хочу отвлекать его от работы.

– М-да. – Сэр Чарльз отпускает ее руку. – Понимаю…

– Я позвоню вам послезавтра, – говорит она, награждая сэра Чарльза мимолетной улыбкой. – Всего доброго.

Сказав это, Элинор поворачивается и с высоко поднятой головой выходит из кабинета.

Элинор сидит в кафе, глотает сладкий чай, пытаясь успокоить нервы, и обдумывает следующий шаг. Она подносит чашку к губам и замечает, как дрожит рука. Сэр Чарльз – признанный медицинский авторитет, а она, прочитав лишь несколько статей, поспешила принять желаемое за действительное. И в то же время ни многолетний опыт сэра Чарльза, ни его самоуверенная манера ничем не помогли Мейбл. А у Марселя, как-никак, есть собственные наблюдения за состоянием сестры.

У Элинор такое чувство, будто из-под ног у нее выбили почву и она спотыкается, тщетно пытаясь найти опору. Ссора с Эдвардом продолжается; молчаливая, но, словно дурной запах, всегда присутствующая в пространстве между ними.

Ей представляется, что муж не считает фальсификацию данных проблемой. Он безоговорочно уверен в собственных теориях и правильности своего взгляда на мир. Судя по всему, ради достижения цели он не остановится ни перед чем. Элинор знает: он лелеет мечту о получении рыцарского звания, и стремление к этой цели заставляет отступить здравый смысл и нравственные принципы. Как там говорят про облеченных властью? Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Обладает ли Эдвард властью? Прежде она никогда не думала об этом. Наверное, обладает. Властью над теми, чьи жизни бесповоротно изменятся из-за его влияния и авторитета. И конечно же, он обладает властью над ней. С тех пор как она лишилась матери, он всегда был ее скалой. Она до такой степени привыкла целиком и полностью полагаться на него, безоговорочно доверять его суждениям, что забыла о существовании собственных.

Не потому ли отношения между ними стали такими трудными, что она пытается отстаивать свои права? Если так, все значительно осложнится, если Эдвард узнает о ее самовольном визите к сэру Чарльзу. Муж разъярится, услышав, что она предложила какое-то немыслимое лечение, не одобренное этим маститым врачом, которым он так восхищается. Эдвард слишком верит в могущество медицины.

А может, она попросту потеряла веру в него? Все эти годы Эдвард лгал ей о Портере. Почему? Ей до сих пор не понять причин его лжи. Он же знал, что она бы только поддержала его благородную заботу об искалеченном солдате. И теперь еще фальсификация данных. Нежелание даже слушать об ином методе лечения Мейбл, отказ в просьбах забрать дочь из колонии. Он даже против того, чтобы она виделась с Мейбл. Какую еще правду он может скрывать? Крепость, именуемая Эдвардом, рушится у нее на глазах.

Сама того не желая, Элинор возвращается к воспоминаниям о человеке, убившем ее мать. Она вспоминает день, когда впервые увидела его на скамье подсудимых. Он раскачивался взад-вперед, и его крупная фигура не вязалась с умом, оставшемся на уровне ребенка. Казалось, он не имел понятия, почему и зачем оказался в зале суда, не говоря уже о том, что не осознавал ужасного преступления, которое совершил. Тогда она была шокирована отсутствием у него даже следов раскаяния и считала, что таких, как он, ни в коем случае нельзя выпускать в мир нормальных людей. Вскоре после суда она вместе с Эдвардом посетила лекцию в Евгеническом обществе, и услышанное там полностью совпало с ее собственными убеждениями.

Сейчас она понимает: не все так просто. Ей вспоминается разговор с Роуз после того, как сестра решила познакомиться с досье убийцы их матери. Оказалось, он с детства отличался слабоумием и практически не говорил. У него бывали приступы необъяснимого и неуправляемого гнева. Бóльшую часть своей юности он провел в заведении для слабоумных, где его нещадно избивали, пытаясь таким образом выбить из него склонность к агрессии. Элинор сомневается, сможет ли она когда-нибудь его простить, но сейчас понимает: все отнюдь не так прямолинейно, как ей представлялось, и жестокое обращение с ним в стенах заведения внесло свой вклад в его поведение.