– Да брось! Если тебя твои морщины так сильно беспокоят, яотвезу тебя в самый лучший центр косметологии. Выйдешь оттуда как новенькая.Хотя мне на это наплевать, понимаешь? Я тебе скажу по секрету: мне всегдабезумно нравились взрослые женщины, еще с юности. Молодых подруг у меня было – раз-дваи обчелся, я с ними трахался, зевая, понимаешь? Помирая со скуки! Я не могусмотреть в глаза и видеть в них только бессмысленный молодой блеск. Это всебенгальский огонь. Мне нужно, чтобы в этих глазах был и ум, опыт, мудрость,чтобы женщина могла быть для меня всем, как в стихах: и мать, и сестра, и жена.И я чтобы был для нее всем на свете – и отцом, и сыном, и мужем. Кроме того, яне пылаю страстью к воспитанию молодого поколения, просвещению молодыхподружек. Меня еще и самого воспитывать и воспитывать! Наверное, девушки всякиеесть, в том числе и умненькие, но мне сама их щенячья молодость скучна. Ониничего не знают, вообще ничего! Такая тоска… Они не страдали, они живут вблаженном сознании, что вся жизнь впереди, а значит, настоящее мимолетно и нанего можно в любую минуту плюнуть, что сегодня – только черновик, завтра мы всезаново перепишем. И вообще, физический возраст человека – это чушь, главное –возраст его души. И к годам, дням, часам, векам он вообще не имеет отношения.Соответствие возраста мужчины и женщины – это не совпадение цифр, чисел, а этосовпадение состояний, родство душ, разума… Мы с тобой ровесники, мы одного поляягоды, мы с тобой одной крови, ты и я. Конечно, можно мне нахамить и назватьменя геронтофилом, но если я встречаю тебя и вижу, что ты – женщина моей мечты,моих снов, что я от одного взгляда на тебя завожусь, как пламенный мотор, ну невсе ли равно мне, сколько тебе лет?! Когда муж старше жены на десять,пятнадцать, двадцать лет, это имеет для кого-нибудь значение? Кажетсянеприличным? Нет. А когда случается наоборот, почему мы боимся? Почему таращимглаза, словно происходит что-то невиданное? А между тем, если кому нужныисторические примеры, то Александр Ланской был отчаянно влюблен в ЕкатеринуВторую. Из-за этой любви себя и загубил. А Генрих II и Диана де Пуатье?! Таквот им, значит, можно, а мне нельзя? Почему?

От мужчины Эмма еще никогда не слышала такого. Взрослые(назовем это так!) женщины, влюбившись в молодого человека, склоннынаворачивать горы психологических мотиваций (и тщательно подбирать историческиепримеры, в самом деле многочисленные!), чтобы оправдать себя и его, взаимнуютягу друг к другу. Но и женщины эти, и их возлюбленные сознают временность,недолговечность таких отношений. Когда у молодого мужчины заговорит инстинктпродолжения рода, самая жаркая любовь к старшей подруге либо тихо сойдет нанет, либо ее просто преодолеют, сомнут, истребят во имя новой, так сказать,жизни.

– Это у тебя минутное. Это пройдет, – сама себя не слыша отволнения, пробормотала Эмма. – Потом ведь ты захочешь детей и, значит, молодуюжену.

– Да брось ты мне какие-то поведенческие клише приписывать!– легонько, хотя и довольно сердито шлепнул ее Илларионов. – Не хочу молодую,хочу тебя. А детей я не люблю. Можешь ты это себе представить? Да, вот такой яизвращенец! К тому же у тебя уже есть сын, зачем нам еще дети? – И вдруг онрезко вскочил и рывком поднял Эмму: – Вставай, собирайся! Надо уезжать отсюда!

– Куда? Почему? – испуганно забормотала она.

– Твой сын! Мы тут расслабились и забыли про твоегонеуловимого мстителя по имени Роман. Вдруг он уже доказал своюзаконопослушность? Вдруг его выпустили из лап секьюрити и он со своимпистолетиком едет сюда? Начнет еще пулять в меня прежде, чем я успею ему хотьчто-то объяснить, и нечаянно попадет в тебя… Нет, я еще не готов умереть стобой в один день и один час, я хочу с тобой прожить много дней и часов! Апотому – давай-ка уедем отсюда, да поскорей. Потом свяжемся с ним как-нибудь иобъясним ситуацию, находясь вне зоны действия его огнестрельного оружия.Вставай, ну? Собирайся!

Он натянул плавки, впрыгнул в джинсы, набросил рубашку,джемпер, сунул ноги в туфли. Скомкав, сунул в карман шейный платок. Кинул Эммеее одежду, собрав ее с полу:

– Не спи, замерзнешь! Одевайся!

Открыл дверцы встроенного шкафа и, по всему было видно,озадачился, увидев только халат Эммы и пижаму Романа, да еще две-три егорубашки:

– Это что, все вещи?!

Ч-черт…

– Наши вещи не здесь, – опять прибегла Эмма к своей любимойсмеси лжи и правды, которая уже не раз выручала ее сегодня. – Они хранятся наквартире у моей знакомой. Тут такие ненадежные замки… К тому же человек, укоторого мы эту комнату снимаем, предупредил, чтобы мы готовы были в любуюминуту съехать… он собирается тут ремонт начинать.

– Да, ремонт этой конуре не помешал бы, – пробормоталИлларионов, скептически оглядывая потолок в потеках от воды и облезлые стены. –Ну ладно, потом съездим за твоими вещичками к этой подруге. Но, в принципе,имей в виду, я готов взять тебя и бесприданницей.

Эмма смотрела на него, не веря глазам и ушам. Онаскармливала ему такую откровенную, белыми нитками шитую ложь! Она уходила отобъяснений, выдумывала какие-то фальшивые предлоги, юлила, выворачивалась,притворялась – а он все принимал за чистую монету, лишь посмеивалсяснисходительно. Он что, дурак, который верит всему, что ему говорят? Значит, онтолько производил впечатление умного, хитрого, опасного, прожженного, а насамом деле – безмятежный Иванушка-дурачок? Или… или и вправду влюблен? Ну, значит,он одурел от любви!

Ну и что такого? Не он первый, не он последний, а уж вэтой-то истории – и подавно!

– Ты на меня так не смотри, – усмехнулся Илларионов,перехватив растерянный взгляд Эммы. – Я не сумасшедший. То есть от тебя головау меня кружится, конечно, но с мозгами все в порядке. Ты же сказала: много мнесказать не можешь, многое я сам не пойму. Ты не Снегурочка, которую слепили изснега вот только что, не какая-нибудь мраморная кукла Галатея, которую я оживилсвоим дыханием. У тебя до моего появления была своя жизнь и свои призраки, утебя свой скелет в шкафу… может быть, даже не один. В свое время ты мне всерасскажешь. Я подожду. А не захочешь – не рассказывай. Я тоже о многомпромолчу. Будем вести себя так, как будто у нас – все с чистого листа, какбудто жизнь наша только что началась. Нет, началась сегодня в три часа дня:когда ты подошла ко мне в салоне этого мошенника Хьюртебрайза. Кстати, язаметил, тебе понравилась картина ван ден Берга? Хочешь, я ее тебе подарю? Насвадьбу, к примеру? Картина-то на самом деле великолепная, достойна музея. А яподарю ее тебе с надписью: «Любимой…» – Кстати, тебя как зовут? – небрежноспросил Илларионов.

– Эмма… Эмма Шестакова.

– Эмма?! Ишь ты! Красиво… – восхитился Илларионов. – Ну,значит, так и напишу: «Дорогой Эмме Илларионовой от любящего мужа Андрея».