Она прилегла рядом с Романом, погладила его. Нет, пареньвырубился прочно. А жаль, Катрин вполне могла бы выдержать еще один сеанс сексана троих… Эх, ну почему ей так сильно понравился какой-то нищий русский, нетчтобы Роману быть богатым, как Лоран…

Ой, нет, был бы Роман богат, только бы она его и виделаздесь, в своей постели! Чем она его может привязать к себе надолго? Это сейчасона хороша, как роза сорта «Гейша» или даже «Мари-Поль», а черезгод-два-три-четыре-пять…

Катрин ненавидела такие мысли, но, хоть тресни, они лезли вголову сами собой. Любовники – это хорошо, и всяческое разнообразие в постели –вещь замечательная, но иногда хочется чего-то… постоянного. Нет, старого мужаона бы не хотела… Вот если бы закрепить за собой такую конфетку, как Роман!Ага, закрепишь его! Чем? У нее же ничего нет, кроме этой студии, кучи барахла инедостроенного дома в устье Луары, близ Нанта (Катрин была родом из Нанта ипитала к его окрестностям сентиментальное пристрастие). Последний взнос застроительство она надеялась получить от Лорана. Жить, строго говоря, и самой нена что, где ей еще содержать юного любовника! То есть, пока она с Лораном, ейбудет на что содержать Романа. А если…

Роман заворочался, вскочил.

– Ты что? – встревоженно спросила Катрин.

– Мне надо позвонить. – Голос его со сна был грубым. – Надоузнать, как там Эмма…

– Кто?! – так и взвизгнула Катрин.

– Моя мать. Я ее часто зову просто по имени – Эмма. Где твойпортабль?

– С ума сошел, – сказала Катрин недовольно. – Сейчасглубокая ночь, она спит.

– Ничего, проснется. Где портабль?

Пожав плечами, она подала ему телефон. Роман набрал номер,подождал, потом выругался:

– У нее отключен телефон. Или разрядился… Ничего не понимаю!Ничего!

Снова упал в постель, обнял подушку – подушку! Катрин словнои не было рядом! – и мгновенно уснул. Вот мерзавец, а? Она что, привезла его ксебе, чтобы он спал? Он с ней должен спать, а не сам по себе!

Бессмысленно возмущаться. Роман был в совершенной отключке.

А Лоран, интересно, что сейчас делает? Спит? Один или…

Катрин вдруг стало нехорошо. Не слишком ли они с Лораномотдалились друг от друга? Нужно завтра же его найти, найти обязательно!

А может быть, прямо сейчас ему позвонить, напомнить о себе?Но портабль так и остался у Романа…

«Ладно, завтра. Все завтра», – подумала Катрин и уснула,уверенная, что утро, по обыкновению, принесет облегчение душе и ответы навопросы, которые не давали покоя вечером.

Однако утром Роман был по-вчерашнему мрачен, завтрак,который принесли из бистро на первом этаже, жевал не глядя и то и делопринимался снова и снова названивать мамаше, телефон которой был отключенпо-прежнему. В конце концов Катрин возненавидела эту толстую русскую дуру (ведьвсе русские женщины ужасно толстые, наверняка и мамаша Романа такая же,несмотря на свое вполне приличное, европейское имя!), которой наплевать набеспокойство сына о ее же собственном здоровье. Вот если бы у Катрин был сын,она не стала бы так мотать ему нервы…

Если бы у Катрин был сын?!

Что за чушь собачья!

Наконец ей надоело смотреть на бледное и злое от тревогилицо Романа. Тем более что и у самой на душе кошки скребли: сколько ниназванивала Лорану (попеременно с Романом), портабль был по-прежнему отключенили недоступен. На домашнем телефоне – автоответчик.

И вдруг… вдруг домашний номер оказался занят! Катринподумала, что попала не туда. Набрала снова – занято. А через несколько минутснова длинные безответные гудки. Но ведь только что кто-то говорил по телефону!

Кроме Лорана, говорить по нему не мог никто. Прислугаприходит во второй половине дня, и то если Лоран отсутствует: он не выноситсуеты с метелками и пылесосами. Значит, он дома, просто не хочет брать трубку.А портабль отключил…

Что это значит? Такого на памяти Катрин еще не было.

Нет, надо что-то делать… Надо ехать к Лорану, вот что! АРоман пусть дома посидит.

Катрин торопливо начала краситься и переодеваться. Роман былв ванной.

– Я ухожу! – крикнула она, набрасывая куртку, и в это времяон вышел одетый и направился к своим мокасинам, брошенным в прихожей. Покакой-то непонятной национальной привычке он снимал обувь, когда входил вквартиру. Раньше Катрин думала, что так поступают только мусульмане, нет,оказывается, и приверженцы la religion orthodoxe.[9]

– Я тоже, – сказал Роман.

– Ты куда?

– Хочу купить портабль, – пробормотал он, с преувеличеннойстарательностью орудуя костяной ложкой для обуви.

– Я сама тебе куплю, – предложила Катрин. – Какой ты хочешь?

– Нет, я должен сам выбрать. Телефон – штука индивидуальная!

– Хорошо, – сказала Катрин. – Тогда давай вместе сходим. Тутна углу отличный салон.

Она подумала, что можно съездить к Лорану и через полчаса. Всамом деле, нужно поскорей купить Роману мобильник, пусть сидит и названиваетмамаше или играет в какую-нибудь стрелялку, как и положено хорошему мальчику.Надо выбрать такой портабль, где стрелялок побольше. И главное, она всегда, влюбую минуту сможет узнать, где он и что с ним.

– Нет, я сам! – уперся Роман.

Катрин сразу все поняла. Он надумал смыться, вот что… Что-тотакое было у него в глазах… такое бесповоротное, даже с оттенком безумия…

Да что с ним творится со вчерашнего дня… Неужели сходит сума из-за того, что мамаша куда-то пропала? Хм, большое дело, небось трахаетсяс каким-нибудь соседом, таким же толстым славянином, как она. Роману надо прощеотноситься к подобным вещам, нельзя до такой степени заводиться.

Или он не из-за маман завелся? Из-за какой-то там Эммы?

Эмма, Эмма… Кто такая Эмма? Правду ли он сказал, что такзовут его мать, или просто выкрутился?

Катрин смотрела в его окруженные черными тенями глаза.Взгляд устремлен на нее, но Роман ее не видит. Куда смотрит? Кого силитсяразглядеть? Из-за кого пролегла эта тьма под глазами, из-за кого дрожат губы,словно у маленького мальчика, который с трудом сдерживает слезы?