– Да пошёл ты, – со злостью выдавила я, после чего, развернувшись, громким шагом вышла из его кабинета, решив оставить дверь открытой, вместо того, чтобы громко хлопнуть ею.

Он не сделал мне больно, но его горячая рука словно прожгла мою шею, и этот ожог я ощущала до сих пор. И ещё я вдруг почувствовала странное покалывание внизу живота. Словно пульсирующий прибой мерно врезался в меня своими тяжёлыми волнами, отзываясь беспокойной вибрацией в моей грудной клетке.

Сев в машину, я машинально вставила ключ в зажигание и, откинувшись на спинку кресла, замерла, смотря на пустующее пассажирское кресло. Воспоминания о вчерашнем вечере мелькали перед моими глазами яркими вспышками, которые хотелось погасить и одновременно пересматривать снова, и снова… Мне не хотелось этого забывать и не хотелось этого помнить. Я словно хотела разорвать себя на две равные части, чтобы одну навсегда оставить нетронутой Дарианом, а вторую вручить ему в руки. Я хотела отдавать ему своё тело с такой же силой, с которой охраняла ото всех и в особенности от него пределы, за которыми начиналась моя душа. Но он не терпел половины, ему нужно было всё и сразу, а я не была цельной и мне ничего не было нужно.

Кажется, мы всё же друг друга доконаем, ведь никто из нас не проявляет желания останавливаться. Упрямые идиоты.

Таша Милитари* Грэхэм – настоящее имя Таши Палмер, данное ей при рождении (*Знач.имени – “воин”). Об этом я узнал в субботу вечером, после того, как разобрался с Ирмой. Досье на Ташу оказалось тяжелее, чем досье на какого-нибудь государственного сановника или серийного маньяка.

Не зря эта девушка меня так заинтриговала.

Первая страница досье и сразу прямой выстрел – моя избранница живёт не под своим именем. Это громко даже для меня.

Тот факт, что всё это время Таша скрывалась под чужой фамилией, заставил меня криво ухмыльнуться в предвкушении. Сколько же у этой особы в запасе масок и что она под ними скрывает?..

Оформив себе двойной виски со льдом, я заперся в своём кабинете, чтобы не слышать рыданий Ирмы, всё ещё доносящихся сверху. Я никогда прежде не поднимал на неё руку, но сегодня она перешла границы дозволенного даже для меня. Я искренне любил её как сестру, оберегал её с первого дня её появления в нашей семье и даже не задумывался о том, что может быть иначе, но из-за опасности, которой она сегодня подвергла себя и, главное, Ташу, я резко пересмотрел свои взгляды относительно королевской жизни, которую я устроил для человека, с которым не связан никакими узами – только детской привязанностью.

Девчонка ещё в детстве заявила о том, что собирается занять престол, переданный мне отцом. Именно тогда я и решил, что не стану ей рассказывать правду о правах на “престол” вплоть до её совершеннолетия. Я не нарушил этого решения и сегодня, но сегодня я сделал то, что должен был сделать уже давно. Лишил Ирму того, что ей не принадлежит, чтобы она начала ценить тот мир, в котором ей посчастливилось жить. О том же, что я всыпал ей ремнём, я не пожалею даже если это станет последним, что я сделал для неё. Потому, что это лучшее, что я в принципе мог сделать для неё, даже если она всю свою оставшуюся жизнь будет думать обратное. Это то, что навсегда впечатается в её память, и то, что навсегда выбьет из неё непростительную легкомысленность. По крайней мере сила моих пяти взмахов была достаточной, чтобы выбить из девчонки не только легкомысленность, но даже дух, так что я не сомневался в конечном результате этого болезненного во всех смыслах момента, должном положительно проявиться лишь в будущем.

Сейчас же, сделав очередной глоток виски, я держал перед собой бланк, заполненный личными данными Таши Милитари Грэхэм, буквально вгрызаясь взглядом в фотографию, закреплённую в правом верхнем углу. На фотографии Таша улыбалась. Широко, красиво, едва уловимо оголяя свои идеальные зубы, демонстрируя фотографу свои невероятные ямочки на щеках. Фотография датированная двадцатым маем, была сделана два с половиной года назад, в фотоателье напротив Лондонского городского университета. Однажды Таша, отвечая на вопрос Ирмы о своей работе, мимолетно упомянула о том, что окончила университет и получила специальность журналиста, но она ничего не сказала о том, что была лучшим выпускником своего курса того года.

Однако до идеального выпуска было ещё далеко. Сначала она двадцать три года назад была рождена первого февраля третьим ребёнком в тройне и шестым в браке Родерика Грэхэма и Стеллы Грэхэм, в девичестве Палмер – оказывается Таша, достигнув восемнадцати лет, взяла девичью фамилию своей матери.

В течении следующего часа я узнал, почему она сменила фамилию. Узнал, что она младшая сестра “Фабулуса”, грязная слава которого гремит так громко, что о нём слышал даже я. Убедился в том, что она не преувеличивала, называя своего старшего брата врагом – даже в сводке о её отношениях с Энтони Марлоу Грэхэмом значилось слово “враг”. Узнал о сестре-близняшке Мише, о её связи с наркотическим миром, рождении двух дочерей и жирном кресте на карьере виртуозной скрипачки, который она собственноручно воздвигла после аварии, в результате которой у её младшей сестры Таши дрогнула рука и сломалась жизнь. Отец – мастер скрипок, зять – владелец тренажерного зала, кузина Айрис – вышедшая из клиники для больных анорексией… Я узнал обо всех родственниках, друзьях, мелких знакомых, соседях и связях Таши. К концу часа тщательного изучения её биографии я чётко разделял жизнь Таши до аварии и после, и это “до”, и “после” буквально сделало из Таши того человека с ледяным сердцем, которого я в итоге захотел видеть рядом с собой каждый день. Каждый-День.

…После прочтения досье на Ташу Милитари Грэхэм и выпитого двойного виски, я не мог прекратить думать о каждой секунде её жизни, о каждом её вдохе и выдохе, произведённых вне поля моего зрения. Спустя сутки я занимался с ней любовью на переднем сиденье автомобиля, а она даже не представляла, в какой опасности теперь находится. Она не могла знать, что я присваиваю раз и навсегда то, что однажды смогло привлечь моё избирательное внимание. Таша не просто мне приглянулась – она стала целью номер один. Стать же моей целью – это всё равно, что подписать себе приговор. И Таша, сама того не понимая, собственноручно поставила на нём свою размашистую роспись. Отменить этот приговор теперь не мог даже я. Это конец.

Кошмар, в котором озверевшая толпа чернокожих мужчин раскачивает мой новый автомобиль. Утренняя пробежка. Зарядка. Душ. Завтрак. Дубль – моё утро отснято. Пережить ещё семь дублей и короткометражка хронометражем в восемь тысяч семьсот шестьдесят часов отснята – необходимо незамедлительно преступать к съёмкам новой. Время не ждёт.

Неделя, дубль за дублем, прошла для меня напряжённо, хотя ничего серьёзного, на первый взгляд, в эту неделю не происходило. Если не считать особенным резко изменившееся поведение Дариана. Из заботливого брата Дариан неожиданно превратился в брата-тирана. И, хотя он ничего сверхъестественного больше не делал для того, чтобы наказать Ирму, я имею в виду применение физической силы или банальных нотаций, всё же он на наивысшем уровне поддерживал свои предыдущие успехи на этом поле боя, виртуозно растягивая невидимые нити свершившегося наказания. Он не отменил своего решения сослать Ирму в провинциальные пределы Ньюкасл-апон-Тайн, и даже назвал приблизительную дату – начало декабря. Я узнала об этом в пятницу утром, когда застала Ирму зарёванной после урока истории – всю неделю она занималась с тремя репетиторами посменно и теперь ожидала начала второго занятия. В то утро она впервые решилась поговорить с Дарианом, желая выпросить у него прощение за своё легкомыслие, из-за которого едва не поплатилась своей, а заодно и моей, жизнью, однако Дариан оказался не только непреклонен, но и решил жестоко добить сестру оглашением приблизительной даты её отъезда, после чего запретил ей попадаться ему на глаза. Последнее её добило не меньше, чем новость о том, что ей предстоит до тех пор, пока она не закончит старшую школу и не поступит в университет, проживать в пансионе, который, как уточнил для неё в то утро Дариан, ко всему прочему является исключительно женским.