меня, оставляя за собой облако багровой пыли. Он погонял коня плетью в правой руке, и конь стал из белого сначала гнедым, а затем вороным. Он скакал мимо меня одно мгновение, но это мгновение было растянуто на долгие часы. Всадник повернулся ко мне, и я увидел лицо его, которое было бледным и испещрённым морщинами. Он посмотрел на меня, и я словно окаменел: хотел подняться, но не смог пошевелить ни одной частью тела. И я лежал, как парализованный, до тех пор, пока всадник не умчался за горизонт.

На горизонте же стояло огненно-красное зарево: там был сильный пожар, жар от пламени ощущался за многие километры. Я смотрел туда и видел, как огромная звезда размером в двадцать Солнц взошла над ним, и вид этого Солнца слепил даже сквозь закрытые глаза, а свет его обжигал, как языки костра.

Я собрал последние силы и переполз со своими вещами за небольшой утёс, который возвышался в десяти метрах от меня. Камень мог защитить меня от жгущего Солнца. Я разложил там лодку и принялся надувать её. Откуда-то появилась уверенность, что в озере я буду спасён от солнечной короны, которая, казалось, касалась берега. За несколько минут мне удалось надуть лодку и я, опьяневший от частого дыхания, прыгнул в неё и оттолкнулся жердью от берега. Здесь было гораздо прохладнее, а камень, за которым я только что скрывался, к моему ужасу, прямо на глазах стёк вниз расплавленной массой, и масса эта сначала расплылась вдоль кромки воды, а затем, шипя и пузырясь, погрузилась в неё.

Я коснулся жердью дна, глубина была больше полутора метров. Достав из рюкзака обе пробирки, я положил их на дно лодки и стал шарить ложкой по дну, извлекая над водой порцию за порцией. Только с пятнадцатой или двадцатой попытки мне удалось извлечь зелёный грунт, и я наполнил им первую пробирку.

Огромное Солнце тем временем поднялось, перевалило за полдень и теперь клонилось к закату. Пока я шарил по дну в поисках красного грунта, оно докатилось до запада и скрылось за горизонтом. Сразу же наступил сильный холод и вода в озере начала замерзать. Я судорожно доставал со дна пробу за пробой, а лёд сковывал поверхность озера и когда он уже готов был сомкнуться вокруг моей лодки, я, наконец, извлёк порцию красного грунта. В ту же секунду лёд сжал мою лодку в тиски и порвал её. Я выпал прямо на лёд и снова потерял сознание. Последнее, что я увидел — Иваныч, который склонялся надо мной и кричал: «Не спать, Игорь! Не спать! Нужно отвезти этот грунт в Поляны!». Затем меня накрыла тьма, и больше я ничего не видел…

Очнулся я в машине. Я полулежал на заднем сидении, а за окном в сумраке мелькали скособоченные брошенные домишки, освещаемые фарами. Судя по пейзажу, мы приближались к Каюжному. За рулём была Люся.

Я привстал и поморщился от боли. Люся в зеркало заднего вида увидела мою гримасу и сказала:

— Ну а как ты хотел, любимый? Поднять я тебя не смогла. Пришлось волочь наверх по земле. А какая там поверхность, ты лучше меня знаешь.

Оказалось, что Люся ждала меня, ждала, а я всё не возвращался и не возвращался. Когда прошли все мыслимые и немыслимые сроки, она пошла на поиски и меньше, чем через час, увидела свет от моего фонаря, а рядом нашла и меня, лежавшего без чувств в двухстах метрах от края кратера. Эти двести метров она волокла меня по земле, подстелив порванное покрывало из багажника. Люся была вся в порезах и ссадинах, а на мне так и вовсе не было живого места. Вдобавок к ссадинам, у меня была сильно обожжена кожа, поэтому каждое движение причиняло мне сильную боль.

Мои воспоминания заканчивались на том, что я потерял сознание на берегу озера в каком-то море галлюцинаций.

— А пробирки? — спросил я, подумав, что, наверное, до озера не добрался, а в бреду, в который впал от нестерпимого от жара, с полпути вернулся назад.

— В бардачке, — ответила Люся. Обе доверху набиты чем-то, вроде геля — зелёного и красного. И держался ты за эти пробирки так, что я едва их у тебя отобрала.

— Выходит, это страшное Солнце было на самом деле… — пробормотал я.

— Что? — переспросила Люся. — Что ты сказал?

Но сил ответить у меня не было, я снова провалился в сон.

Дальше мои воспоминания заполнены короткими периодами, когда я приходил в сознание. Каждый раз, открывая глаза, я видел рядом с постелью или Машу, которая охая и вздыхая, втирала в мои раны какие-то мази, или Люсю, заботливо поправлявшую подушку, подававшую еду и воду и раскладывавшую на моём теле компрессы.

Лечился я недели три или месяц, а поднявшись с постели, не нашёл в нашем доме Ефима. Оказалось, что однажды утром его просто не оказалось. При этом входная дверь была заперта изнутри, в замке торчал ключ. Вместе с Ефимом исчез мой термокостюм для полярных зим, а также и обе пробирки.

Я сложил два и два и понял, что Ефим отправился в Поляны.

Автор ждёт читателей, желающих задать вопросы, в своей группе в Telegram: Тёмные воды Алексея Черкасова (https://t.me/AlexCherckasov)

. Часть третья. Пролог

Мне осталось преодолеть меньше километра, тёмно-серая гладь озёрного льда расстилалась передо мной, как каток. Я переступал схваченные льдом комья, перебирался через глыбы смёрзшейся глины и горной породы. Уже несколько часов как я остался без подпитки энергией амулета. Я чувствовал это по объявшему меня холоду. Я вдыхал этот пронизывающий холод, он пробирался сквозь слои материи, оборачивающие лицо, через стёкла защищающих глаза очков…

Медленно приближался я к цели. Каждый метр давался с трудом, а их оставалось ещё не меньше семисот. Борьба казалась мне бесконечной, и, наконец, я почувствовал, что эти метры мне не под силу. Я упал на грунт и не смог подняться. Теперь холод от смёрзшейся земли проникал в тело сквозь одежду. И кружилась, кружилась мысль о том, что очень обидно оставить позади триста километров и не дойти несколько сотен метров.

Я думал о том, что в Полянах ждут тепла, ждут меня назад и горечь пронизывала всё моё существо. Потом пришли тишина и расслабленность. Я понял, что уснул и думал, что хорошо