В зелёной живут бактерии, которые умеют извлекать энергию из атомных ядер при контакте с ураном. В красной — бактерии, которые работают как реле: при одних условиях активируют зелёных, при других блокируют их жизненные процессы, и реактор заглушается. У вас же здесь было что-то, вроде оттепели?

— Да, — сказал я. — Мы даже гуляли каждый день. А потом снова похолодало.

— Наливай, — сказал Иваныч, подвинув к Стасу рюмку и продолжил:

— Что-то пошло не так. С самого начала этот реактор не давал нужной мощности. А потом, похоже, что бактерии по какой-то причине погибли, и всё замёрзло. Игорь собрал этот грунт в своём реакторе, передал Юхыму, а он принёс его сюда. Содержимое этих пробирок нужно отнести в ваше замёрзшее озеро.

— Это мы поняли как раз перед твоим приходом, — сказал я. — Правда, не поняли, зачем. А ты откуда всё это знаешь?

— Рассказали… — снова неопределённо ответил Иваныч.

Больше комментариев не последовало. Мы знали, что Иваныч всегда говорит ровно столько, сколько считает нужным, дальнейшие расспросы не имели смысла.

Накидавшись изрядно, мы разошлись по постелям. Зойку с Асей на сегодня отселили к Томке, а мы втроём — я, Стас и Иваныч устроились у Стаса, мне пришлось прилечь на полу. Ещё с полчаса разговаривали, потом Иваныч громко захрапел, следом уснул Стас, а тут и меня сморило.

Засыпая, я подумал, что мы даже не расспросили Иваныча, откуда он пришёл, как к нам добрался, и где жил почти два года.

Утро было тяжелым, я даже глаза не пытался открыть, пока об меня не споткнулись по очереди Стас и Иваныч.

— Подъём! — заорал Иваныч, и я вспомнил, что он командовал взводом, в котором служил Игорь.

— Не ори, Иваныч, — взмолился я.

— Что — водка глаза слепит? — захохотал он, толкая меня ногой.

Я разодрал веки, повернулся и укоризненно посмотрел на него.

— Давай-ка, вставай, — сказал Иваныч. — Будем вчерашний разговор заканчивать.

Недовольно бурча, я поднялся с пола и пошёл умываться. В доме который уже день было очень холодно. С недавних пор мы завели ночного дежурного. Он должен был с помощью электрических обогревателей подтапливать там, где становилось совсем холодно. У нас был один дом относительно беспроблемный — «татарская секция», как мы его называли. Там жили наши переселенцы из Гавриловки и перебравшиеся к ним Полина с Катей. Благодаря русской печке там удавалось поддерживать приемлемую температуру.

В остальных домах было холодно. Наши маленькие дровяные печурки жрали кислород, и отопить дома ими мы не могли. Электрообогревателей было мало, да и солярка уже подходила к концу — при нынешнем расходе оставалось максимум на год-полтора, и мы её берегли как могли.

А в санузлах у нас вообще была зима. Мы не имели возможности полноценно отапливать эти закутки, так как не хватало тепла на жилые комнаты. Поэтому температура здесь была уже давно около нуля, иногда даже вода в тазике покрывалась льдом.

Я умылся ледяной водой, и в голове стало проясняться. Многие подробности вчерашнего вечера так и остались в тумане, но главное я сумел вспомнить. Накануне Иваныч говорил что-то о реакторе, который надо запустить. Реактор — это замёрзшее озеро в трёхстах километрах отсюда, образовавшееся после падения астероида. И туда нужно отнести пробирки нашего Немо или Юхыма, как его назвал Иваныч. Откуда он, кстати, знает его и вообще все эти подробности?

Долго я в замороженном туалете находиться не мог и выскочил оттуда греться в наши хоть и двенадцать, но всё-таки выше нуля.

Не успел я перестать дрожать, как подбежала Полина:

— Немо умер.

Этого следовало ожидать. Нужно было его вынести и закопать в снег, других похорон при минус сотне с лишним за бортом провести было невозможно.

Иваныч уже был у постели Юхыма. Он стоял на коленях возле кровати. Когда я вошёл, он повернулся ко мне, и глаза его подозрительно блестели.

— Он своё дело сделал, — сказал Иваныч. — Важнее этого дела ничего не было. И смертию смерть попрал, — с неожиданным пафосом закончил он.

Подошёл Денис.

— Так. Артём с Денисом — лопаты в руки и идите выкопайте быстренько яму в сугробе, да поглубже, — распорядился я. — Только смотрите, не обморозьтесь. Почувствуете холод, сразу назад, мы со Стасом вас сменим.

Сменили мы их через десять минут, а спустя час тело Юхыма было погребено в сугробе и присыпано сверху метром снега.

Гражданскую панихиду в полумраке на морозе устраивать не стали, вернулись в дом и устроили короткие поминки. Иваныч всё время молчал, а потом сказал только, что Юхыма он знал последние полтора года и именно благодаря ему сидит сейчас с нами за одним столом.

Мы ждали подробностей, но Иваныч их не сообщил.

Потом перешли к насущным делам. Иваныч сообщил, что готов участвовать в экспедиции к озеру, но, кроме него, может отправиться только один человек.

— Больше и не нужно, — пояснил он. — Ведь задача только в том, чтобы бросить на лёд содержимое двух пробирок, тут толпа не нужна. Но триста километров пройти пешком по такому морозу невозможно. Ведь у вас есть какой-нибудь транспорт?

И он вопросительно оглядел нас.

— Трактор, — сказал я. — Но есть два момента: во-первых, я не уверен, что он сейчас на ходу. Не знаю, как отреагировал металл на такие морозы. Я, конечно, прогревал там, насколько возможно, но… в общем, уверенности нет. И даже важнее во-вторых — а с какой стати вообще нужно ехать куда-то к чёрту на кулички? Ты, Иваныч, всю эту сказку про озёра, реакторы и каких-то удивительных бактерий, где услышал?

Иваныч помолчал немного. Затем продолжил, как будто не услышал моего «во-вторых»:

— Заделать все щели в тракторе, взять печку, — коротко прокомментировал Иваныч. — На ходу или нет, пойдём сейчас выяснять. Далеко это?

— Нет, через пару домов.

В ангаре постоянно горели две печки, из-за них я ходил сюда дважды в сутки и столько же Денис. Бензин в баках автомобилей и в канистрах оставался жидким, но солярка всё равно замерзала. Это значило, что температура в ангаре была между минус десятью и минус шестьюдесятью. Как-то раз я пришёл сюда с термометром, и здесь было минус двадцать восемь. Сегодня мы собирались завести трактор, поэтому я зажёг и третью печку, чтобы поднять температуру ещё хотя бы градусов на десять.

Полчаса мы ждали, пока