Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Садитесь… – сказал он еле слышно.
Они стояли, глядя на него, не знали, что и думать.
Тогда он наклонился к мертвому шоферу и поднял его тело, стараясь внести в автобус. Несколько старух подбежали и помогли. Мальчишки и женщины продолжали стоять на месте.
Они боялись. Старухи, переговорив по-своему, сели в автобус.
– Где они? – спросила одна из них.
– В преисподней, – сказал Павел, чувствуя, что слабеет от потери крови.
Мотор продолжал работать на холостом ходу. Он включил сцепление. Автобус дернулся и медленно поехал к той скале, откуда только что вернулся.
…В это самое время другой, точно такой же «Икарус» ехал в аэропорт. Среди пассажиров находились его жена и бывший писарь, ныне уволившийся в запас Сергей Горюнов. Он был в гражданской одежде, которая явно была ему к лицу. Сморенная духотой Алла спала рядом, положив голову на его плечо. Сережа сидел, боясь пошевелиться, чувствуя тяжесть сумки со всякой всячиной, включая тюбик с шампунем, на своих коленях.
В аэропорту он передал ей сумку, и она прошла в дамскую комнату переодеться и привести себя в порядок.
Когда она вышла, он не узнал ее. Настолько она преобразилась. А всего-то изменила прическу, грим, а также надела на свою прекрасную шею бриллиантовое колье.
Она шла сияющая и улыбалась – не то звезда кино, не то топ-модель, и все смотрели на нее, а проходившие навстречу оглядывались.
Сережа старался держаться незаметным и постоянно озирался. Благодаря гражданскому костюму ему удалось выбраться незамеченным из части. Чеченцы, торговавшие в своих киосках и палатках, отвлеклись, увидев Аллу. Да они вообще больше уже были заняты торговлей, чем слежкой за Горюновым.
Точно так же никто и сейчас не смотрел в его сторону. Все видели только ее. Она приветливо улыбнулась контролеру у стойки. Тот смутился. Такие женщины ему еще не улыбались. Он бегло осмотрел ее паспорт и билет. Все нормально.
Кажется, можно идти дальше.
Но старший контролер не расслышал ее фамилию.
– Пугачева Алла? – он подошел ближе.
– Нет, что вы! – приветливо улыбнулась она ему.
– Хотел взять автограф, – смущенно признался тот.
– Я тоже могу дать! – сказала она, улыбаясь еще дружелюбней. И расписалась на каком-то бланке, который тот ей предложил.
В Москве на стоянке такси к ним подъехала частная машина. Сидевший за рулем черноусый, смуглый шофер чем-то не понравился Сереже. Он придержал Аллу за локоть.
Она удивленно посмотрела на него. Только что собирались расстаться, она уже хотела снять колье…
– Слушай, неужели так и разойдемся? – спросил он, когда в машину сели другие. – Может, отметим успешное окончание операции?
Алла отдала честь, приложив одну руку к голове, другую к виску.
– Слушаюсь, сэр!
И снова попыталась снять драгоценное колье. Но он ее удержал:
– Пусть пока побудет на тебе. Очень уж идет.
Алла пожала плечами, хмыкнула, внимательно посмотрев на него.
– Хочешь подарить? Я такие подарки не принимаю. Но домой я могу пока заехать? Хочу полежать в ванне, долго-долго. За столько лет я имею право? А то все душ и душ…
И продолжала разглядывать его не без лукавства. Сережа здесь, в Москве, явно не в своей тарелке. Нет той харизмы, вальяжности, которая выделяла его в полку. Но это временное, она ничуть не сомневалась. А как смотрит на нее! Чуть жалобно и очень восторженно. Нет прежнего мальчишеского желания понравиться, пустить пыль в глаза. Только робость и обожание.
Вечером они встретились в ресторане.
– Продал? – спросила она, усаживаясь за столик.
Он молча достал колье и надел ей на шею.
– Еще нет, – сказал он, оглядываясь.
Ему все еще не по себе. Вокруг – сплошь жгучие брюнеты. Иди знай какой национальности. Есть и небритые. И все в открытую смотрят на Аллу. Он трактует эти взгляды по-своему. И потому нервничает, жалея, что достал колье, много курит, чего она прежде за ним не замечала. И даже попытался сострить.
– Официантка не спешит, – сказал негромко, – понимает, что с девушкою я прощаюсь навсегда…
Алла прыснула, потом загадочно улыбнулась.
– Ну почему так мрачно? В одном городе мы все-таки. К тому же я теперь свободная женщина.
В это время приглушили свет, заиграл оркестр и к Алле с разных сторон бросились, отталкивая друг друга, все те же знойные брюнеты. Разумеется, приглашать на танец. Но Сережа растолковал это по-своему. Вскочил, заслонил ее собой и первому же раскрывшему рот: «Пазволте пригласить вашу даму»… – дал в зубы.
Началась свалка. Алла приняла в ней самое непосредственное участие, умело орудуя снятой туфлей с длинным каблучком, и это в конце концов заставило отступить соискателей ее дивной талии.
Пока разобрались, пока дали свет и вызвали милицию, она успела утащить Сережу куда-то на кухню, потом черным ходом на улицу.
Там прислонила его к стене. Стала вытирать платком его разбитое лицо.
– Закинь голову. Вот горе! Вот связалась… Да цело, цело твое колье!
– Они хотели сорвать… – говорит он. – Я видел их глаза. Ты видела, сколько их было?
– Когда били моего Тягунова, вас собралось куда больше, – ответила она. – С вами не соскучишься…
Придерживая его одной рукой, она другой остановила такси. Сережа, все еще с запрокинутой головой, сумел разглядеть: вроде русский.
– Куда? – спросил таксист, глядя на эту странную пару. Алла молчала, усаживая спутника в машину, и, только сев сама, сказала:
– Пока прямо. Подальше отсюда. А потом – разберемся.
Когда проезжали мимо входа в ресторан, увидела нескольких брюнетов, метавшихся туда-сюда. Ясно, кого искали…
– Не за вами гонятся? – спросил таксист, оглядываясь.
– Сделай так, чтобы никого сзади не было, – сказала Алла.
– Понял, – кивнул таксист и прибавил газу.
– Так что я хотела тебе сказать, – продолжала Алла, обращаясь к Сереже. – В принципе с Тягуновым была скукотища. Никто не приглашал на танец. Никто не похищал. У него на лбу написано: черный пояс плюс сто очков из ста возможных из любого вида оружия. А я приключения люблю, вот как сегодня. Жалко тебе, что ли, если бы потанцевала с другими? Хотя драка – еще лучше. Но только куда мне девать тебя в таком виде?
– Могу предложить комнату, – сказал таксист.
– Это еще зачем? – насторожился Сережа.
– Сиди уж, – сказала она. – Сколько?
Таксист пожал плечами, встретившись с ней взглядом в зеркальце. Он никак не мог понять эту пару.