Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– П…дец какой-то. Я не чертов ангел.
– Конечно. Ты самый обычный мальчик. Просто родился способным творить больше магии, чем все Саб Роза вместе взятые. Ты выжил в Аду. А потом спас мир и угомонил Кисси. Типичный неудачник.
Тощий парень в полосатой рубашке и бейсболке задом наперед выходит из пиццерии с кучей коробок и тащит их к фургону.
Док кивает в его сторону:
– Этот парнишка умнее нас обоих. У него есть машина и вся пицца, которую он может съесть. Что еще нужно для счастья?
Он улыбается собственной шутке. Это первый раз, когда я вижу его несерьезным.
– Допустим, я поверю. И что тогда?
Улыбка доктора гаснет:
– К сожалению, ничего хорошего. Ты – Мерзость. И всегда будешь Мерзостью. Ад ненавидит тебя за то, что ты больше, чем человек, а Небеса – за то, что ты меньше, чем ангел.
– Неудивительно, что я не мог найти себе девушку на выпускной.
– Тебе нужно знать кое-что еще. – Он смотрит на ручные часы. – Скоро я буду звонить Кэнди. Чтобы узнать, как у нее дела. Я держу ее на двойных дозах кровезаменителя.
– С ней всё будет в порядке?
– Сложно сказать. Трудно бороться с собственной природой. Я, например, не смог. Ангелы – существа, созданные для любви и защиты человечества, но мы не должны были влюбляться. Но меня угораздило. Кэнди – хищник. Убийца до мозга костей. Она пытается это изменить, а я пытаюсь ей помочь. Возможно, мы делаем ошибку.
– Я думал, это ты заставляешь ее отказаться от убийств.
– Нет. Она сама пришла ко мне.
– Никогда бы не подумал.
– Повторюсь: я не уверен, что поступаю правильно. Да, есть еще кое-что, что ты должен знать о нефилимах. Не все из них были убиты штурмовиками Бога. Ваш вид исчез, в основном потому, что вы склонны убивать себя сами. Например, ты – далеко не образец спокойствия и выдержки. Но, думаю, ты сам об этом знаешь.
– Так вот, как ты повредил руку? Те парни, которые пытались запихнуть тебя в машину – они были ангелами?
Кински смеется:
– Нет, мальчик. Небесам я больше не интересен. Те парни были Кисси. Они подыскивали последнего ангела для своей новогодней вечеринки.
Я смотрю на него пристально, пытаясь «читать». Я хочу окончательно и по-настоящему взять над ним верх. Но он – глухая стена.
Кински улыбается, глядя мне в глаза:
– Я знаю, чего ты хочешь. Но ты не сможешь «читать» ангелов, как обычных людей. Даже ангелы не могут «читать» других ангелов. Иначе никогда бы не возникло этой маленькой ссоры с Люцифером.
– А ты меня «читаешь»?
– Конечно.
– О чем я думаю?
– Ты тревожишься, не сумасшедший ли я. Потому что в этом случае я стану еще одним человеком, которому нельзя доверять. И ты боишься, что я говорю правду, так как это будет значить, что тебя нае…али еще до того, как ты сделал первый вдох.
Он угадал.
– Я смогу стать таким же, как ты? Смогу когда-нибудь тебя «прочитать»?
Он пожимает плечами:
– Трудно сказать. С нефилимами всегда и всё трудно. В некоторых больше человеческого, другие – почти ангелы, и им подвластно практически все, что умеют делать ангелы. Но ты узнаешь, что что-то можешь, только после того, как это сделаешь. Больше мне нечего тебе сказать.
– Допустим, я верю в твою историю. Ты не мог бы вылечить меня каким-нибудь коктейлем так же, как лечишь Кэнди? Просто сделать так, чтобы я стал обычным человеком?
– Даже пытаться не буду.
– Почему?
– Ты всегда владел магией, но настоящую силу обрел в Аду. Там ты был диким и не сдерживал себя, как те нефилимы, которые выросли среди людей. Внизу ты стал самим собой и смирился с тем, что умеешь делать – без всех этих неврозов и херни, которой страдают другие.
– А что я умею делать?
– «Воин» – очень хорошее слово, традиционное слово, но это просто вежливый способ назвать тебя прирожденным убийцей. Ты – Сэндмен Слим, монстр, который убивает монстров. И я не собираюсь менять это, накачивая тебя снадобьями.
– Даже если я сам хочу измениться?
– Особенно если ты хочешь измениться. Сколько появилось ангелов той ночью, чтобы спасти мир? Неужели зло в сердце Авилы победила Аэлита с ее маленьким пчелиным роем? Отнюдь. Только чудовище могло пройти между этими силами и победить их всех. Никто другой на это не способен.
– Там было два чудовища, – напоминаю я.
Он кивает:
– Ты прав. Два.
Доставщик пиццы выносит вторую стопку коробок и загружает ее в фургон. Затем садится, сдает назад и выезжает на улицу. На выезде со стоянки он показывает нам средний палец.
– Я чувствую, что в голове у тебя крутится куча всяких мыслей. Не хочешь ими поделиться?
– Если твоя история правдива, то кто-то из моих родителей трахался с ангелом. Интересно, кто?
– А это важно?
– Не очень. Но я хочу знать.
– Твоя мать.
– Я так и думал. Отцу часто приходилось уезжать в командировки. Мама была одинока и красива. Думаю, это кое-что проясняет.
– Как скажешь.
– Отец знал, что я не от него.
– Но он все равно вырастил тебя. Надо отдать ему должное.
– Он хотел меня убить.
– Черт возьми, парень. В какой-то момент все отцы хотят убить сыновей. Точно так же, как все сыновья думают об убийстве своих стариков. Из-за того, что они слишком похожи или, наоборот – не слишком. Не имеет значения. Прекрасно то, что они этого не делают.
– Здесь есть другие нефилимы?
– Мне не докладывают, но насколько я знаю – ты единственный.
– Меня все время беспокоило, не станет ли мне скучно. Внезапно скука начинает выглядеть недостижимой мечтой.
– Попытайся не увлекаться грустными песнями. Вселенная тебя ненавидит. И жалость к себе тут не поможет.
Всякий раз, когда на мою жизнь обрушивался молот, я спрашивал себя: что бы сделал на моем месте отец? Обычно потом я поступал ровно наоборот, но всегда задавал себе этот вопрос. Но теперь я вспоминаю лицо матери вместо отца. И думаю об Элис. И о Кэнди. И об Аллегре, дышащей огнем в лицо Паркеру. И о Видоке, который не был мне отцом, но воспитал гораздо основательней, чем любой мужчина из моей семьи.
Я «выстреливаю» сигаретный окурок в крысу, подкрадывающуюся к паре голубей на стоянке.
– Знаешь, о чем я сейчас думаю?
Кински с минуту молчит:
– О том, что ты хочешь выпить.
– Да, но это слишком просто. Я всегда хочу выпить. Попробуй еще.