– Понравилось в баре? – спрашивает она.

Я пожимаю плечами:

– Очень мило, но немного чересчур. Думаю улизнуть отсюда по-тихому.

– Рада, что тебя застала. Я – Медея Бава. Ты получил посылку, которую я оставила у твоего друга Видока?

Перья. Волчий зуб. Кровь.

– Получил. Рождество уже прошло, но ты все равно заморочилась с подарком. Спасибо.

Лица молодой женщины и старухи становятся серьезными.

– Ты можешь казаться героем для дураков, которые собрались в баре, но не для меня. Я уверена, что ты очень опасен. Преступник-рецидивист. Возможно, бешеный пес, которого стоит усыпить.

– Ты из Инквизиции, не так ли?

Она смеется.

– Мальчик мой, я и есть Инквизиция. И отныне я буду следить за каждым твоим шагом.

– Я думал, подобные банальности говорят только копы.

– Продолжай хамить, и ты получишь еще одну посылку. Но в следующий раз она будет… скажем так, более живой.

– Леди, я видел и Ад, и Голливуд. Я хорошо представляю себе, как выглядит Рай. Так что возьми свои угрозы и засунь их себе в… искривленную носовую перегородку. Чтобы твои движения пальчиком производили впечатление, должно быть что-то, на что мне не наср…ть. А меня здесь почти ничего не держит. Звони в любое время, если захочешь поиграться с очень злым псом. Возможно, ты убьешь меня, но поверь – ты навсегда останешься калекой, и твое интересное лицо больше не будет таким подвижным.

Она продолжает на меня смотреть. Никакой реакции. Вообще ничего. Только взгляд, скользящий сквозь фазы луны.

– Приятного вечера, молодой человек.

– Не выключай свет. Возможно, я не утерплю и навещу тебя первым.

Это ее смешит. Она издает высокое хихиканье, похожее на звон хрустальных бокалов.

Впрочем, достаточно на сегодня веселья. Я кидаю окурок в канаву и оглядываюсь в поисках удобной тени.

– Мусорить – это преступление. Даже в Лос-Анджелесе.

Этот протяжный голос мне будет сниться ближайшие сто лет.

– Федеральный маршал Уэллс. Пришли оттянуться с эльфами?

– Не говори пошлостей, – отвечает он. – Я за версту чую, что от этих людей пахнет безумием.

– Заходите без стука. Возможно, вам повезет. Некоторые из них обожают людей в форме.

Он качает головой:

– Мне не нравится тратить время на разговоры с людьми, слишком сумасшедшими, пьяными или тупыми, чтобы понять, о чем идет речь.

– В таком случае, возможно, говорить и не сто́ит?

– Нет, сто́ит. В ту ночь ты совершил хороший поступок. Не знаю, смогли бы мы остановить церемонию без тебя…

– И Кэнди.

– Да. И без твоей чудовищной подружки тоже. Так вы теперь типа Бэтмен и Робин?

– Боюсь, это было наше первое и последнее свидание в жизни.

– Очень жаль. Вы могли бы стать отличными внештатными сотрудниками.

– Скажу ей, что мы получили благословение от Национальной безопасности. Можете нанять нас, если хотите. Уверен, за хорошую плату смогу вернуть ее в дело.

– Аэлита рассказала о твоем деловом предложении. Я никогда не пойму таких, как ты. Ничего не уважаешь. Ничего не ценишь. Но сделал все возможное, чтобы взять на себя величайшее зло, которое когда-либо видел наш город.

– Я много чего ценю. Просто не то, что тебя интересует.

– Возможно, ты удивишься…

Он отворачивается. Сердцебиение его учащается. Он что-то скрывает.

– Влюбиться в ангела – это нормально. Поверь мне. Ты не будешь первым.

Он кивает, но по-прежнему избегает смотреть мне в глаза. Под мышкой у него пакет. Он протягивает его мне.

– Я подумал, ты захочешь это забрать. Мы нашли, когда делали обыск в Авиле. Оказалось, там целый склад… В общем, здесь – пепел твоей девушки.

Лос-Анджелес подо мной проваливается на пятьдесят тысяч футов вниз. Он уходит целиком в разлом Сан-Андреас. У меня кружится голова, но я не хочу, чтобы он это заметил. Я пытаюсь выдавить из себя «спасибо», но ничего не выходит.

– Не говори ничего. Испытать шок нормально даже для такого засранца, как ты. Поверь мне. Ты не будешь первым.

Он уходит в сторону одного из своих затененных фургонов. Я шагаю в первую попавшуюся тень.

Я ХОЧУ угнать машину. Большую. Уродливую. Типа «Хаммера». Или расфуфыренный «Лэнд Ровер» какого-нибудь режиссера. С усиленной подвеской, аварийной лебедкой и самозаклеивающимися шинами – будто на случай Апокалипсиса. Я хочу угнать что-то яркое, блестящее, абсолютно глупое и дорогое. Я хочу поджечь ее, сесть на водительское сиденье, разогнаться и упасть в океан на скорости сто двадцать миль в час. Я хочу увидеть, как лопнет лобовуха. Как разлетится каленое стекло, ударит меня по лицу и сломает шею. Я хочу почувствовать, как холодная черная вода поглотит меня и выплюнет на песчаное дно мира. Здесь только слепые крабы и белые, как кость, морские звезды. Я не хочу смерти. Я знаю, что ждет меня, когда я умру, но Ад слишком яркий. Слишком громкий. Я хочу забвения. Хочу небытия. Хочу чувствовать не только боль.

Я хочу быть с Элис.

Но Элис не хотела бы моего исчезновения. К тому же ей не нравилось, когда я воровал или портил чужие вещи, так что сегодня я этого делать не буду.

Видите? Даже мертвая, она делает меня лучше. Кем бы, Ад меня подери, я ни был. Но с ней я немного умнею. Превращаюсь в более деликатное чудовище.

Я выхожу из тени на пляж Венис-Бич. Элис у меня под мышкой в коричневой пластиковой коробке. В полсотне ярдов от меня на песке горят костры. Бумбокс качает что-то, но на таком расстоянии – это просто глухие удары и звон перегруженных динамиков. Сзади прямо на улице идет бойкая торговля наркотиками. Парочки пробираются на ощупь и растворяются во тьме.

Когда-то я знал наркоторговца из округа Марин. Он был хоть и хиппи, но спал с револьвером под подушкой. Занявшись выращиванием марихуаны, он перестал пользоваться унитазом. Вместо этого гадил на черный пластиковый брезент и сушил экскременты на солнце позади дома, чтобы потом удобрять этим растения. Он рассказал, что идею почерпнул от друга, занимавшегося помидорами.

Целый год он экспериментировал с удобрениями. Собирал каждую крупицу после сушки на солнце в течение месяца. Он сказал, что к концу года все, что он уронил на брезент, поместилось в одну коробку из-под обуви.

Не знаю, почему я об этом вспомнил, но единственный человек, которого я по-настоящему любил, занимает теперь такой же объем, как дерьмо от мертвого хиппи-наркодилера.

На небе полумесяц. Интересно, хорошая сегодня ночь для того, чтобы отпустить Элис, или плохая? Я бы наверняка это знал, если бы разбирался в магии лучше, чем в убийствах.