Люцифер задумчиво разглядывает диск с «Дочерью Сатаны».

Я качаю головой:

– Ничего интересного.

Он делает разочарованное лицо и бросает диск обратно в кучу.

– Ты недооцениваешь себя, Джимми, – говорит он. – Уверен, так вышло только потому, что ты куда более умелый сыщик, чем сам о себе думаешь.

– Мне так не кажется.

Он берет в руки «L’Inferno» тысяча девятьсот одиннадцатого года – итальянскую немую версию Дантова «Ада».

– Думаю, этот тебе понравится, – говорю я. – Зачем ты устроил так, чтобы в конце концов я остался жив, а Мейсон попал в Ад? Либо ты не предвидел этого, либо лгал, но в действительности хотел, чтобы он оказался в Нижнем Мире.

– Мейсон доставил мне кучу проблем. С чего мне этого желать?

– Я пока не понял.

– Только не перенапряги мозг. Это не самая сильная твоя сторона. Кстати, у меня была еще одна причина сюда явиться, кроме желания разграбить твою коллекцию фильмов. Теперь, после того как ты расправился с Мейсоном и Кисси, тебе больше нет смысла беспокоиться о Комнате Тринадцати Дверей. Я хотел бы выкупить у тебя ключ.

– Почём?

– Назови любую сумму. Не стесняйся. Ты можешь стать самым богатым человеком в мире. Самым богатым за всю его историю.

– Спасибо, нет. Не хочу погрязнуть в бумажной работе.

– Если боишься боли, то я не мясник, как Кисси. Я вытащу ключ так, что ты ничего не почувствуешь.

– Пока что я не уверен, что он мне не понадобится. Ты только что сказал, что Мейсон вступил в сговор с твоими генералами. Возможно, мне придется с этим что-то делать, и понадобится ключ, чтобы убить кого-нибудь из них. Кроме того, я с удовольствием застрелю Мейсона еще раз, так что нет. Спасибо, конечно, за предложение, но пока оставлю ключ у себя.

– Как хочешь.

Люцифер отворачивается. Начинает перебирать очередную стопку дисков. Как жаль, что ангелов невозможно «читать». Я понимаю, что он разозлился, но не могу сказать, насколько серьезно.

– Но я могу поработать на тебя, если хочешь.

Люцифер поворачивается и смотрит на меня.

– В порядке фриланса. На разовых заданиях. Деньги вперед, и я с удовольствием на тебя потружусь.

– Это та же сделка, которую ты предлагал Аэлите?

– Именно.

– Договорились. Но я все равно предпочел бы ключ.

Я иду в ванную, беру несколько камешков из горшка с засохшим цветком на окне, несу их в комнату и отдаю Люциферу.

– Можешь их забрать.

Глянув на них, он одаривает меня широкой зубастой улыбкой Князя Тьмы.

– Семь камней. Семь камней для изгнания Дьявола. Ты пытаешься доказать, что не боишься меня, Джимми? Как мило. Прямо как в Ветхом Завете. Только не говори мне, что ты читал книгу.

– Нет, увидел это в одном старом фильме про чудовищ.

– Фу.

Люцифер берет один камень двумя пальцами, раскрывает мою ладонь и вкладывает его туда.

– Береги его. Возможно, однажды он тебе понадобится, Сэндмен Слим.

Не знаю, что он имеет в виду, но от его слов у меня шевелятся волосы на затылке.

Люцифер смотрит на часы.

– Пора бежать. Спасибо за киношки.

Он подмигивает и идет к лестнице.

– Ты забыл свою сумку, – кричу я ему вслед.

Люцифер оборачивается:

– Это тебе. Я не был до конца уверен, стоит ли тебе ее давать, но после того как ты сделал мне такой прекрасный подарок, – он поднимает камни, – думаю, ты заслужил.

Звучит не очень приятно. Но если бы он хотел убить меня, то сделал бы это без предупреждения. Я открываю сумку. С её дна на меня смотрит Касабян.

– Привет, мудак!

Я захлопываю сумку.

– Я не могу все время звонить лично, – говорит Люцифер. – Касабян будет моим голосом, когда мне понадобится связь. Разумеется, через него ты сможешь передавать сообщения и сам.

– А все остальное время он будет твоим шпионом…

– О вы, маловерные!

Люцифер эффектно исчезает с лестницы.

Касабян что-то бормочет в сумке, и я приоткрываю ее на дюйм.

– Хорош уже! Думаешь, я мечтал об этой работе? Я, кстати, поступил так, как ты мне советовал.

Я открываю сумку до конца и вынимаю Касабяна. Расчищаю место на столе и ставлю голову туда.

– Это «Проклятие»? – спрашивает Касабян. – Можно мне одну?

Я вкладываю ему в губы свою сигарету и даю затянуться.

– Ну и каково быть мертвым? – спрашиваю я.

– Бывало и хуже.

– Знаешь, а я ведь думал, что уже умру. Ведь как я себе это представлял: исчезнет Круг, и за ним должен буду исчезнуть и я.

– Хы-хы. Что, не берет тебя смерть? Ай-яй-яй. Можешь засунуть в жопу влажные мечты о том, чтобы стать новым Дином[125]. В конце концов, ты все еще Сэндмен Слим, а я все еще голова из сумки, воняющей так, будто там хранили запасную задницу.

– Я скучаю по Элис.

– А я скучаю по своим яйцам. – Касабян озирается. – Ты что, бл…дь, натворил в моей комнате?

– Теперь это моя комната, и натворил в ней ты. Когда сам себя взорвал.

– А, понятно. Херово получилось. Я слышал, ты взял Паркера?

– Ага. В нашем старом мотеле.

– Давно про него не вспоминал. Как считаешь, Паркер мучился перед смертью?

– Уж будь уверен.

– Это хорошо.

Я затягиваюсь «Проклятием» и отдаю докуривать Касабяну.

– Может, то, что мы застряли здесь, – говорю я, – не самое худшее, что могло произойти?

– Да нет. Это самое худшее.

– Я чувствовал вину за все, что случилось. Но потом вспомнил, что половина дерьма на свете происходит потому, что люди – это игрушки для Рая и Ада. Мы – боксерские груши в их семейной психологической драме. Я понимаю, что не могу этого изменить, но можно хотя бы сделать жизнь забавней. Как комар не способен убить слона, но может «достать» его до безумия. Наверное, этого достаточно. Все, что я могу, – это только ху…риться с бычьём Люцифера и пинкертонами Бога. Возможно, это достаточная причина для того, чтобы не умирать.

– Чудесно сказано. Почему бы не связать свитер с этой речью, Хайди?[126] Знаешь, у меня есть идея получше – просто заткнись и включи какой-нибудь фильм.