– Почему ты не начала с этого человеческого секрета? – спрашивает он, демонстрируя мне роман в мягкой обложке. Не могу разобрать название, но, судя по всему, это детектив. – Это совершенно потрясающе, – добавляет Смерть.

– Ты умеешь читать?

Да, я удивлена. В наши дни не каждый может этим похвастаться.

– Конечно, – отвечает он так, будто в мире нет ничего естественнее. Но очевидно, что, хотя читать он и умеет, он никогда прежде этого не делал.

Я сдвигаю брови:

– Этим ты и занимался всю ночь, пока я спала?

– Ну, у меня был выбор – либо это, либо…

Он закатывает глаза.

Либо то, чем мы с ним занимались безостановочно.

От его взгляда все во мне воспламеняется.

Смерть кладет книгу на стеклянный кофейный столик и поднимается. Сейчас он похож на хищника, смертоносного прекрасного хищника.

– Как же я хочу затащить тебя обратно в постель, – говорит всадник, нависая надо мной. – Но ты, должно быть, голодна, а я хочу, чтобы у тебя было достаточно энергии для того, что я планирую с тобой сделать.

Я краснею.

– Танатос.

Слышу позади скрежет костей и звон столового серебра – наверное, из кухни. Желудок скручивает. Слуги Смерти – еще одно напоминание о смерти, которая нас окружает. Здесь есть кости, и книги, и рисунки, и где-то на территории – могила со свежими телами, но никого живого – никого, кроме нас с Танатосом.

Всадник, прищурившись, смотрит на мои губы.

– Ты произносишь мое имя так, словно укоряешь меня. Скажи, Лази, ты хочешь, чтобы мой язык ласкал твою киску, чтобы мой рот посасывал твой клитор? Должен ли я прекратить говорить о том, как хочу вогнать член в твои тугие ножны, чтобы твоя грудь начала подпрыгивать, а ты – стонать мое имя? И, раз уж на то пошло, я, значит, не должен упоминать о том, как это эротично, когда твои ноги упираются в мои крылья, когда я вхожу в тебя?

Не могу дышать.

– Люди не говорят друг другу такие вещи.

Ну, по крайней мере, мне такого никто не говорил.

– Хорошо, – Танатос берет в ладони мое лицо. – Мне все равно не слишком нравятся произвольные правила вашего вида, равно как и ваша склонность к игре словами. – Он гнусно улыбается, но глаза его серьезны. – А больше всего я не хочу, чтобы ты принимала меня за какого-то там смертного мужчину. Я, Смерть, выбрал тебя. А ты выбрала меня.

Глава 52

Смотрю на мир вокруг с коня Смерти. Мы снова в дороге. По обе стороны от нас желтеет пожухлая трава, чернеют проржавевшие остовы машин. Время от времени мы проезжаем мимо фактории, или фермы, или заколоченного здания, в котором давно никто не живет.

Не чирикают птицы, не жужжат жуки, даже воздух неподвижен. Тихо, как в могиле. Так было с тех пор, как Танатос взял меня в плен, и все же иногда неправильность этой тишины накрывает меня.

– Когда ты путешествуешь, ты всегда намечаешь какое-то определенное место назначения?

– Я иду туда, где больше душ взывает ко мне.

Помню, как подозревала что-то подобное, когда выслеживала его.

– И откуда взывают к тебе сейчас? – спрашиваю я, страшась ответа.

– С запада.

С трудом унимаю панику, поднимающуюся во мне при этой мысли. Бен на западе. Точнее, на острове Ванкувер.

Мы все еще за тысячи миль оттуда, – говорю себе, пытаясь успокоить нервы.

– Зачем ты и твои братья вообще явились на Землю?

– Бог смотрит на мир многими глазами. Твоими глазами, глазами этих кустов. – Он неопределенно поводит рукой, указывая на растения у дороги. Где-то вдали от нас убегают животные. – Если знать, что Бог – или Вселенная, если тебе так предпочтительнее, – это всё видит, чувствует всё, а люди до недавнего времени только и делали, что уничтожали Землю, то нетрудно понять, что Она страдает. Можешь думать о конце как об ампутации гноящейся конечности, чтобы не позволить инфекции захватить Вселенную целиком. Вот зачем меня и моих братьев отправили сюда. Мы должны остановить людей, чтобы спасти всё остальное.

Зачем я задала этот вопрос? Ответ слишком тяжел.

– Но твои братья чувствуют, что нужно спасти людей, – возражаю я.

Они сами мне говорили. Есть, должно быть, в нас что-то такое, что следует сохранить.

– Да, – соглашается Смерть. – Они так считают. Но их мнение не имеет значения. А мое – имеет.

И он предельно ясно дает понять, каково это мнение.

Я пытаюсь представить мир через сто лет: города, полные скелетов вымершей расы, здания, разрушенные и заросшие. Вообразить такое нетрудно, мы и так уже на полпути к этому.

– Что произойдет, если ты решишь пощадить человечество?

– Что толку говорить о таком, Лазария? Меня не заставить передумать. Даже ты со своим блестящим умом не способна на такой подвиг.

Не в первый раз Смерть заявляет это, и обычно я воспринимаю его слова как вызов, но сейчас они червями заползают мне в душу.

Я все еще не остановила его. Смерть все еще убивает и по-прежнему непреклонен в своей потребности убивать. Я занималась сексом с всадником много, много раз, но это не поколебало его решимости.

Сижу в седле еще несколько секунд, и постепенно обида сменяется гневом.

В чем, черт возьми, смысл всего этого?!

Обычно я не поступаю безрассудно, но сейчас перебрасываю ногу через седло и спрыгиваю со скачущего жеребца Смерти.

Танатос настолько удивлен, что не успевает поймать меня, – я уже шагаю прочь.

– Что ты делаешь, Лазария? – кричит он мне вслед.

Даже не утруждаюсь оглянуться. Мои разум и сердце в смятении, кровь кипит от ярости.

Слышу, как позади спешивается Танатос, но и только.

– Ты действительно думаешь, что сможешь сбежать от меня? – непринужденно интересуется он.

Игнорирую.

– Тут никого нет, кроме меня.

Продолжаю игнорировать.

Слышу шелест раскрывающихся крыльев, потом тяжелый хлопок, и Смерть возносится в воздух.

Его тень накрывает меня. Он разворачивается в небе лицо ко мне. Доспехи сверкают на солнце.

Потом всадник опускается на землю и плавно складывает за спиной черные крылья.

– Что происходит, Лазария? Это из-за того, что я сказал? Я не предполагал…

– Что мы делаем, Смерть? Что мы делаем на самом деле?

Я устала – я устала уже очень, очень давно. Я притворялась, что усталость ушла, потому что должна была, но теперь она всей своей тяжестью обрушивается на мои плечи.

– Ты уничтожаешь мир, а я что? Маленькое дорожное развлечение?

Глаза щиплет от этих слов.

– Конечно, ты не развлечение, кисмет. Я забочусь о тебе