У меня вырывается смешок.

– Что ты делаешь?

В этом смысле между нами уже давно нет никаких секретов.

Смерть заканчивает раздевать меня, притягивает к себе, обвивает мои ноги вокруг своей талии. Объятия получаются теснее некуда.

– Ты показала мне, как люди занимаются сексом, – говорит он, поднимая меня и вставая сам. Черные крылья раскинуты за спиной всадника. – Теперь пришло время мне показать тебе, как это делают ангелы.

И он взмывает в воздух. Крылья хлопают, с каждым мощным ударом поднимая нас все выше и выше в холодное ночное небо.

Я вцепляюсь в Танатоса, крепко обнимая его за шею, прижимаясь щекой к его щеке. Темные волосы всадника щекочут мою кожу. Неважно, что Смерть уже летал со мной на руках прежде; страх не покидает меня и только растет. Земля осталась далеко-далеко внизу.

– Расслабься, – выдыхает он. – Я тебя держу.

Пытаюсь, правда пытаюсь, но когда небеса рокочут вокруг нас, словно надвигается буря, я стискиваю Смерть еще крепче.

– Лазария, я держу тебя, – повторяет он, гладя меня по спине. – Клянусь.

Нехотя я чуть-чуть ослабляю хватку. Ухитряюсь даже приподнять голову, но тут небо озаряется вспышками. На миг черты Танатоса заслоняет проявившийся поверх череп. Потом он исчезает.

– Твое лицо…

Я уже видела такое несколько раз раньше, но жуткое зрелище по-прежнему выбивает меня из колеи.

– Жизнь и смерть любовники, кисмет, – шепчет он, немного смещая мои бедра. – Мы любовники. Так было всегда, и так всегда будет.

С этими словами Танатос входит в меня. Ахаю и крепче обхватываю его. Держаться не за что, кроме самого всадника, и это пугает и возбуждает разом.

Его член растягивает меня, и разве есть на свете что-либо приятнее?

– Я хочу услышать твои стоны, кисмет, – выдыхает он мне в ухо.

И когда я не отвечаю сразу, он ныряет к моей груди – и целует ее, сильно, страстно, почти вгрызаясь в сосок.

Теперь я действительно стону и слегка сдвигаю ноги, чтобы было удобнее. Он вонзается в меня снова и снова, а крылья за его спиной борются с ветром. Член Смерти бешено входит и выходит, входит и выходит.

– Танатос, – срывается с моих губ его имя.

– Нет ничего лучше, чем погружаться в твое плотное тепло, – говорит он и целует меня под подбородком. – Я хочу наполнять тебя собой, хочу, чтобы ты никогда не забыла, что я был там.

Тянусь к нему и целую, целую, и ерошу рукой его густые волосы.

Ангельский секс воистину дикий.

Рука Смерти скользит между моих ягодиц и касается другой дырочки.

Прервав поцелуй, я напрягаюсь в его руках. От этого член Танатоса дергается.

Он выдыхает:

– Расслабься, кисмет. Ты можешь сказать мне остановиться, и я остановлюсь.

И он ждет, чтобы я это сказала.

Часть меня подумывает об этом, но другая часть слишком любопытна, чтобы останавливаться.

Так что я молчу, и палец Смерти надавливает на мой задний вход, пока тот не поддается.

Я задыхаюсь. Давление каким-то образом скручивается внутри меня. Каждый толчок становится куда более чувствительным.

– Поверить не могу, что это твоя идея, – говорю я.

Вижу в темноте, как блестят темные глаза всадника, разглядывая меня.

– В следующий раз она может быть твоей.

– Ты грязен, – выдыхаю.

В ответ он вводит палец глубже.

Господи, я чувствую себя невероятно наполненной, когда он обрабатывает меня вот так, с двух сторон, вызывая ощущения, которые стремительно нарастают… нарастают…

– Танатос!

Для меня это слишком.

Взрываюсь с криком, сотрясаемая оргазмом.

Он стонет, когда я кончаю, и его бедра еще лихорадочнее бьются о мои. Я чувствую, как он набухает внутри меня. Смерть ревет мое имя – и тоже кончает, вбивая в меня свой член снова и снова.

Блаженство, кажется, длится вечно, но в конце концов я чувствую, как он убирает палец, чтобы прижать меня к себе.

Я обмякаю в его объятиях, обессиленное тело дрожит.

Танатос медленно опускается на землю, к изножью нашей импровизированной кровати.

Кладет меня на одеяла и сам пристраивается рядом.

Смерть смотрит на меня, и от его взгляда у меня перехватывает дыхание. На миг меня охватывает странное ощущение, словно все, что я вроде бы понимала, всего лишь мираж, и что занавес, отделяющий жизнь от смерти, так тонок, что я могу заглянуть…

– Лазария.

Мой взгляд останавливается на Танатосе. Отметины на его коже сверкают, как звезды, и кажутся древними… Он сам кажется древним, древним и потусторонним.

– Ты восхитительна, – говорит он, наклоняется и целует пульсирующую жилку на моей шее. – Восхитительна, мучительна, любопытна и жива.

– Я думала, тебе не нравится тот факт, что я жива.

Он мягко улыбается мне.

– Даже ангелы могут ошибаться.

Глава 55

10-я автострада, Аризона

Август, год Всадников двадцать седьмой

Просыпаюсь от пронзительных завываний.

Сажусь, вглядываюсь в темноту в поисках зверя, который мог бы издавать эти звуки, но ничего не вижу за стеной из повозок и неупокоенных, хотя странный звук, кажется, приближается.

Погодите, вой?

Но все звери бегут от Смерти…

Дощатые повозки трясутся, и теперь я различаю гиканье и рев, и, черт возьми, это не волки.

Это боевые кличи мародеров.

Проглатываю вскрик, и в этот момент рядом встает Танатос. Его волосы растрепаны, но я почти не обращаю на это внимание, потому что нас вдруг окружают десятки будто выросших из тьмы фигур.

Они налетают на наш лагерь стаей саранчи. Один человек прыгает в телегу, так что та чуть не переворачивается, другой пробивается сквозь толпу скелетов.

Смерть вскидывает руку, но высвободить свою смертоносную силу не успевает. Стрела пронзает ему сердце, а долей секунды позже вторая попадает в голову.

– Танатос! – кричу я, кидаясь к нему, а по всему лагерю меж тем валятся оставшиеся скелеты, рассыпаясь по земле грудами костей.

Подхватываю заваливающегося всадника. Напавшие устремляются к нам.

– Смерть, – шепчу я, гладя его лицо.

Я знаю, он мертв, знаю, что для самосохранения мне надо бросить тело и сражаться, но я парализована паникой от вида обмякшего на моих руках всадника. Не удержавшись, всхлипываю.

Сколько раз я видела его мертвым? Раз десять? Больше?

И никогда я не чувствовала ничего подобного. Словно весь мир рушится вокруг меня. Я не могу дышать.

Мимо со свистом пролетает еще стрела, задевая мое плечо. Вскрикнув, зажимаю рукой рану, но боль вырывает меня из скорби.

Вставай, Лазария!

Заставляю себя подняться. Руки скользкие – они по локоть в крови всадника. Хорошо еще, что я перед сном решила надеть просторную рубашку и белье. Я не всегда поступаю так,