Я взял бумажку с номером и спрятал в карман.

— Спасибо.

— Не за что. Итак, я могу что-то еще для вас сделать?

— Нет ли у вас фотографии Диего Марласки? Я не нашел ниодной в доме.

— Уж не знаю… Наверное, где-то должна быть. Дайтепосмотреть.

Сальвадор подошел к письменному столу в углу гостиной ивытащил набитую бумагами жестянку.

— Я все еще храню материалы дела. Как видите, годы малочему меня научили. Вот, взгляните. Эту фотографию мне дала вдова.

Он протянул мне старый студийный портрет, где на фонебархата улыбался в камеру высокий красивый мужчина сорока с лишним лет. Чистыйоткрытый взгляд завораживал, и я недоумевал, возможно ли, чтобы за безмятежнымчелом таился сумеречный мир кошмаров, открывшийся мне на страницах «LuxAeterna».

— Можно мне ее взять?

Сальвадор заколебался.

— Ладно, возьмите. Только не потеряйте.

— Обещаю вернуть ее вам.

— Лучше обещайте соблюдать осторожность для моегоспокойствия. А если не получится и вы попадете в переделку, дайте мне знать.

Я протянул ему руку, и он пожал ее.

— Договорились.

30

Солнце садилось, когда я распрощался с Рикардо Сальвадоромна холодной асотее и вернулся к пласа Реаль, омытой рассеянным приглушеннымсветом, окрашивавшим в красноватые тона силуэты праздных гуляк и прохожих. Япустился в путь, и ноги сами принесли меня в единственное убежище в этомгороде, где я всегда чувствовал себя желанным и защищенным. Я добрался до улицыСанта-Ана, когда книжная лавочка «Семпере и сыновья» уже закрывалась. Сумеркинаползали на город, на небе оставалась лишь одна светящаяся голубовато-сизаяполоска. Я остановился у витрины. Семпере-сын провожал к дверям попрощавшегосяпокупателя. Заметив меня, молодой человек улыбнулся и приветствовал меня с тойзастенчивостью, что более всего сродни скромности и достоинству.

— Я как раз вспоминал о вас, Мартин. Все в порядке?

— Лучше не бывает.

— Это и по лицу видно. Прошу, входите, сейчас сваримкофе.

Он отворил передо мной дверь лавки и посторонился,пропуская. Я вошел в книжную лавку и вдохнул фимиам бумаги и магии,необъяснимым образом сохранявшийся здесь в первозданном виде. Семпере-младшийпригласил меня пройти в подсобное помещение, где он собирался приготовить кофе.

— А ваш отец? Как он? На днях мне показалось, что онсильно ослабел.

Семпере-сын слегка наклонил голову, словно выражаяпризнательность за вопрос. И я понял, что ему, возможно, даже не с кем обсудитьэту важную проблему.

— Бывали и лучшие времена, это верно. Врач говорит, чтос грудной жабой нужно поберечься, но отец упорно работает, даже больше, чемпрежде. Иногда мне приходится с ним ссориться, но он как будто считает, что,если оставит лавку на мое попечение, торговля придет в упадок. Сегодня утром,проснувшись, я попросил его сделать мне одолжение и денек полежать в постели,не спускаясь вниз, за прилавок. И, представьте, через три минуты я обнаружилего в столовой. Он обувался.

— Он человек твердых убеждений, — согласился я.

— Он упрям как мул, — ответилСемпере-младший. — К счастью, сейчас нам немного помогают, так что…

Я с легкостью изобразил неведение и любопытство, будтонепринужденно достал из кармана необходимую маску.

— Девушка, — пояснил сын Семпере. — Исабелла,ваша помощница. Собственно, именно по этому поводу я и думал о вас. Надеюсь, выне против, чтобы она каждый день некоторое время проводила у нас. Откровенноговоря, при том, как обстоят дела, помощь нам не помешает, но если вам этопричинит неудобство…

Я подавил улыбку, услышав, как он произносит, словно смакуя,имя Исабеллы.

— Ну, если только временно. Если честно, Исабелла оченьхорошая девочка. Умная и работящая, — сказал я. — Ей можно полностьюдоверять. Мы изумительно ладим.

— Только она вот называет вас деспотом.

— Неужели?

— Она даже придумала вам прозвище: мистер Хайд.

— Ангелочек. Не обращайте внимания. Вы же знаете,каковы женщины.

— Да, знаю, конечно, — откликнулся Семпере-младшийтаким тоном, что становилось понятно: он знал множество интересных вещей, нокак раз о женщинах не имел ни малейшего понятия.

— Исабелла говорит обо мне. Но почему вы решили, чтоона ничего не рассказывает мне о вас? — пустил я пробный шар.

Его лицо дрогнуло. Я подождал, пока мои слова медленно, новерно подточат его броню. Он протянул мне чашку кофе с вопрошающей улыбкой ипродолжил тему, подав реплику, которая не сгодилась бы даже для второсортнойоперетты.

— Интересно, что же она обо мне говорит? —проронил он.

Я выдержал паузу, позволив его неуверенности настояться.

— Вам хотелось бы знать? — небрежно переспросил я,спрятав ухмылку в кофейной чашке.

Семпере-сын пожал плечами.

— Она говорит, что вы очень хороший и великодушныйчеловек. Люди вас плохо понимают, поскольку вы немного робки, и потому видяттолько — цитирую дословно — обаятельного молодого человека с внешностьюкиногероя.

Семпере поперхнулся и уставился на меня в изумлении.

— Я не стал бы вам лгать, любезный Семпере. Послушайте,на самом-то деле я рад, что вы подняли тему, поскольку вот уже несколько днеймне хотелось обсудить это с вами, но я не знал, как начать.

— Обсудить что?

Я понизил голос и посмотрел ему прямо в глаза.

— Между нами, Исабелла захотела тут работать потому,что восхищается вами и, боюсь, тайно в вас влюблена.

Семпере остолбенело посмотрел на меня, казалось, он на граниобморока.

— Но любовью чистой, заметьте. Духовной. Как героиняДиккенса, чтобы не было недопонимания. Никаких детских шалостей. Исабелла хотьи очень юная, но женщина до кончиков ногтей. Вы, полагаю, и сами заметили…

— Теперь, когда вы упомянули.

— И я имею в виду не только, если позволите,восхитительно пышные формы, но и тот неистощимый запас доброты и внутреннейкрасоты, который она хранит в душе и ждет часа, чтобы явить их миру, сделавкакого-нибудь достойного человека самым счастливым мужчиной на земле.

Семпере не знал, куда деваться от смущения.

— И, кроме того, у нее множество скрытых талантов. Оназнает древние языки, божественно играет на пианино. И в математике соображаетне хуже Исаака Ньютона. Не говоря уж о том, что она чертовски хорошая повариха.Посмотрите на меня. Я набрал несколько килограммов с тех пор, как она у меняработает. Деликатесы, которые не подают даже в «Серебряной башне»… Неужели выне подозревали об этом?