— Что вы тут делаете в такую рань?

Голос моей совести, Исабелла, смотрела на меня с порога.

— Ем галеты.

Исабелла уселась за стол и налила себе чашку кофе. Выгляделаона так, словно ночью не сомкнула глаз.

— Отец говорит, что это любимое печеньекоролевы-матери.

— Поэтому она так хорошо сохранилась.

Исабелла взяла галету и надкусила ее с отсутствующим видом.

— Размышляешь, что тебе делать? С Семпере, я имею ввиду…

Исабелла смерила меня ядовитым взглядом.

— А вы что собираетесь сделать сегодня? Ничегохорошего, конечно.

— Кое-какие дела.

— Ах вот как.

— Как так? «О как!» — современное словечко?

Исабелла поставила чашку на стол и повернулась ко мне лицом,решительно настроенная выяснять отношения.

— Почему вы вообще ничего никогда не рассказываете освоих делах с этим типом, патроном?

— Среди прочего — ради твоего блага.

— Для моего блага! Конечно. А я не догадалась. И,кстати, забыла сказать, что вчера сюда заглядывал ваш приятель, инспектор.

— Грандес? Он приходил один?

— Нет. В компании двух громил, здоровых, как шкафы, и сбульдожьими физиономиями.

Желудок у меня сжался в комок, когда я представил Маркоса иКастело у дверей своего дома.

— И что хотел Грандес?

— Он не сказал.

— А что он тогда сказал?

— Спросил, кто я такая.

— Что же ты ответила?

— Что я ваша возлюбленная.

— Очень мило.

— Одному из верзил показалось, что я слишком хороша длявас.

Исабелла взяла второе печенье и с аппетитом его сгрызла.Заметив, что я за ней искоса наблюдаю, она перестала жевать.

— А что я такого сказала? — спросила она с полнымртом, выпустив фонтанчик крошек.

32

Дымчатый перст солнечного света пробился сквозь плотнуюпелену облаков, и от его прикосновения ярко полыхнула выкрашенная краснойкраской вывеска на фасаде лавки магических товаров на улице Принцессы.Магазинчик прятался под деревянной резной маркизой. Сквозь стеклянную дверьедва просматривались очертания полутемного помещения с занавесями из черногобархата, драпировавшими витрины, наполненные масками и механизмами свикторианским душком, краплеными колодами, дагами[51] снарушенным балансом, книгами по магии и флаконами из полированного стекла сзельями, переливавшимися всеми цветами радуги и, вполне вероятно, разлитыми вАльбасете. Колокольчик над дверью звякнул, возвестив о моем приходе. Заприлавком в глубине магазина никого не было. Я подождал немного, обозреваяколлекцию ярмарочных диковинок. Пытаясь поймать собственное лицо в зеркале, вкотором как на ладони отражалась вся лавка, кроме меня, я заметил краем глаза,что из-за портьеры, отделявшей подсобное помещение, вынырнула крошечнаяфигурка.

— Забавный эффект, правда? — спросил седой каклунь человечек с проницательным взглядом.

Я согласился с ним.

— Как оно работает?

— Пока не знаю. Мне привезли эту штучку пару дней назадот мастера хитрых зеркал из Стамбула. Создатель называет фокус преломляющимсмещением.

— Вещь служит напоминанием, что все внешнееобманчиво, — прокомментировал я.

— Кроме магии. Чем могу служить вам, кабальеро?

— Я имею честь говорить с сеньором Дамианом Роуресом?

Человечек медленно кивнул, глядя на меня в упор, не моргая.Маска добродушия на лице с нарисованной улыбкой была столь же обманчивой, как иего зеркало. Глаза человечка оставались холодными и настороженными.

— Мне порекомендовали обратиться в ваш магазин.

— Интересно, кто был столь любезен?

— Рикардо Сальвадор.

Фальшивая улыбка стерлась с губ.

— Я не знал даже, что он еще жив. Не встречался с нимдвадцать пять лет.

— А с Ирене Сабино?

Роурес, вздохнув, слегка покачал головой. Он обошел прилавоки шагнул к двери. Повесив табличку «закрыто», он повернул ключ в замке.

— Кто вы такой?

— Меня зовут Мартин. Я пытаюсь выяснить обстоятельства,связанные со смертью сеньора Диего Марласки. Насколько я понял, вы его знали.

— Я полагал, все обстоятельства были выясненыдавным-давно. Сеньор Марласка покончил с собой.

— У меня сложилось иное впечатление.

— Не знаю, что вам наговорил этот полицейский. Обидаоказывает влияние на память, сеньор… Мартин. Сальвадор уже пытался в свое времяпротолкнуть идею о заговоре, не имея ровным счетом никаких доказательств. Всем известно,что он согревал постель вдовы Марласки и лез из кожи вон, чтобы выглядетьгероем. Как и следовало ожидать, начальство его приструнило, а затем еговыгнали из полиции.

— Он считает, что в действительности была сделанапопытка скрыть правду.

Роурес фыркнул.

— Правду… Не смешите меня. На самом деле хотели замятьскандал. Адвокатская контора Валеры и Марласки грела руки почти на каждомдельце, что проворачивалось в этом городе. Никто не был заинтересован в том,чтобы сомнительная история получила огласку. Марласка отказался от своегоположения в обществе, работы и брака, заперся в старом особняке и занимался богзнает чем. Любой, у кого есть голова на плечах, мог предсказать, что ничемхорошим это не кончится.

— Что не помешало вам лично и вашему компаньону Хаковыгодно воспользоваться помешательством Марласки. Вы ведь пообещали ему наспиритических сеансах установить связь с тем, кто отошел в мир иной…

— Ничего я ему не обещал. Сеансы спиритизмаустраивались только для развлечения. Все это понимали. Я вовсе не пыталсянаживаться на мертвых, я просто честно зарабатывал на жизнь.

— А ваш партнер Хако?

— Я отвечаю только за себя. И не несу ответственностиза действия Хако.

— Значит, он что-то сделал.

— Что вы хотите от меня услышать? Что он похитилденьги, якобы лежавшие на тайном счете в банке, как упорно твердил Сальвадор?Что он убил Марласку и надул нас всех?

— А разве нет?

Роурес пристально посмотрел на меня.

— Не знаю. Я не видел его со дня смерти Марласки. Все,что знал, я рассказал тогда Сальвадору и другим полицейским. Я не лгал. Никогдане лгал. Если Хако приложил к этому руку, я понятия о том не имел и в его делахне участвовал.