— Удобряем и засеваем почву. Пока на этой стадии.Посмотрим, как на нас поработает время и какой мы снимем урожай. Я бы оценил вшестьдесят или семьдесят процентов, что результат будет в течение двух-трехдней.

Семпере умиротворенно улыбнулся.

— Мастерский ход — прислать ко мне Исабеллу в качествепомощницы, — сказал он. — Но вам не кажется, что она слишком юная длямоего сына?

— Говоря начистоту, мне кажется, что это он немногозелен. Или он встряхнется, или Исабелла проглотит его живьем в пять минут.Неплохо, что он доброй закваски, так что почему бы и нет…

— Как мне вас отблагодарить?

— Подняться в квартиру и лечь в постель. Если вам нужналегкомысленная компания, прихватите «Фортунату и Хасинту».

— Вы правы. Дон Бенито никогда не подводит.

— Ни в коем случае. Отправляйтесь в постель.

Семпере встал. Движения давались ему с трудом, и дышал онтяжело, с хриплым присвистом на выдохе, отчего волосы на затылке становилисьдыбом. Я взял букиниста под руку, чтобы помочь, и почувствовал, какая у негохолодная кожа.

— Не пугайтесь, Мартин. Это всего лишь метаболизм,слегка замедленный.

— Вы сегодня совсем как в «Войне и мире».

— Надо немного вздремнуть, и я буду как новенький.

Я решил проводить его до квартиры, где жили отец с сыном,находившейся непосредственно над магазином, и убедиться, что букинист лег пододеяло. Нам потребовалось четверть часа, чтобы преодолеть лестничный пролет. Попути мы встретили соседа, обходительного профессора по имени дон Ансельмо. Онпреподавал древние языки и литературу в иезуитском колледже в Каспе и теперьвозвращался после занятий домой.

— Как жизнь, любезный Семпере?

— Встает на дыбы, дон Ансельмо.

С помощью профессора мне удалось добраться до второго этажас Семпере, практически висевшим у меня на шее.

— С вашего позволения, я удаляюсь на отдых последолгого дня битвы со стаей приматов, которые числятся моими учениками, —объявил профессор. — Я предрекаю, что эту страну ожидает вырождение.Словно крысы, они готовы сожрать друг друга.

Семпере махнул рукой, давая понять, что не стоит придаватьбольшое значение словам дона Ансельмо.

— Хороший человек, — пробормотал букинист, —но утонет в стакане воды.

Мы вошли в квартиру, и меня затопили воспоминания о том, какмного лет назад я прибежал сюда утром, окровавленный, стискивая в руках книгу«Большие надежды». Семпере принес меня наверх, домой, на руках, и угостилчашкой горячего шоколада, который я выпил, пока мы дожидались врача. Семперешепотом утешал меня и стирал кровь с тела влажным полотенцем с такой нежностью,какой я ни от кого до тех пор не видел. Тогда Семпере был сильным человеком, онказался мне гигантом во всех отношениях, и без него я, наверное, вряд ли выжилбы в те годы суровых лишений. От былой силы осталось мало, почти ничего, когдая поддерживал его, укладывая в постель и накрывая двумя одеялами. Я приселрядом и взял его за руку, не зная, что сказать.

— Послушайте, если мы вдвоем разрыдаемся, какбезутешные вдовы, вам лучше удалиться, — сказал он.

— Берегите себя, ладно?

— Буду почивать на перине, не бойтесь.

Я кивнул и шагнул к выходу.

— Мартин?

Я обернулся с порога. Семпере смотрел на меня с такой жетревогой, как и в то утро, когда я лишился пары зубов и большей части иллюзий.Я ушел прежде, чем он спросил, что со мной происходит.

31

Одним из первых приемов из арсенала профессиональногописателя, которому Исабелла научилась у меня, оказалось искусство и практика прокрастинации.[49] Каждый заслуженный автор знает, что любое занятие, отзатачивания карандаша до подсчета количества мух, имеет неоспоримый приоритетперед необходимостью сесть за стол и начать шевелить мозгами. Исабелла нафизиологическом уровне впитала этот основополагающий урок, поэтому, вернувшисьдомой, я не нашел ее за письменным столом, а застал на кухне. Она наносилапоследние штрихи, накрывая ужин, который пах и выглядел так, будто на егоприготовление ушло несколько часов.

— У нас праздник? — поинтересовался я.

— Судя по выражению вашего лица, вряд ли.

— Чем пахнет?

— Утка, глазурованная печеными грушами с шоколаднымсоусом. Я нашла рецепт в одной из ваших кулинарных книг.

— У меня нет кулинарных книг.

Исабелла подхватилась и принесла фолиант в кожаномпереплете, положив его на стол. На обложке красовалось: «101 лучший рецептфранцузской кухни Мишеля Арагона».

— Вы глубоко заблуждаетесь. Во втором ряду на полках вбиблиотеке я нашла абсолютно все, включая пособие по супружеской гигиенедоктора Перес-Агуадо с иллюстрациями самых пикантных моментов и рассуждениямитипа: «По божественному промыслу женщине неведомо плотское желание, и егодуховная и эмоциональная реализация находит высшее выражение в естественныхзаботах материнства и работе по дому». У вас там копи царя Соломона.

— А можно узнать, что ты искала во втором ряду накнижных полках?

— Вдохновение. И я его нашла.

— Но в области кулинарии. Мы же договорились, что тыпишешь каждый день, есть у тебя вдохновение или нет.

— Я в тупике. И в этом виноваты вы, заставив меняработать на двух работах и вовлекая в ваши интриги с непорочным ангеломСемпере-младшим.

— По-твоему, хорошо насмехаться над человеком, которыйбезнадежно влюблен в тебя?

— Что?

— То, что слышала. Семпере-сын признался мне, чтопотерял из-за тебя сон. В буквальном смысле. Он не спит, не ест, не пьет, дажепомочиться не может, бедняга, думая о тебе день и ночь.

— Вы бредите.

— Это несчастный Семпере бредит. Ты могла бы заметить.Он на грани и готов даже застрелиться, чтобы избавиться от горя и отчаяния,обуревающих его.

— Да он меня в упор не видит, — возразилаИсабелла.

— Он просто не знает, как открыть свое сердце, и не всилах подобрать слова, чтобы излить чувства, которые переполняют его душу.Таковы все мужчины. Грубые и примитивные.

— Однако он с легкостью подбирал слова, когда отчитывализ-за того, что я расставила собрание «Национальных эпизодов»[50]в неверном порядке. Жалкий болтун.