Он прямо смотрел на Майданова, но чувствовалось, чтообращается ко всем. Майданов развел руками:

– Ну, особенностей много…

– Применительно, батенька, применительно!

– Э-э-э… к данному вопросу?

– Именно.

– Не знаю, – ответил Майданов вынужденно. –Честно скажу, вы нас ошарашили. Это ничего, что я говорю за всех?

Лютовой кивнул, я тоже, Шершень встал и гонялся за осой, аБабурин заявил громко:

– Как дубиной по рогам – хрясь!.. Это уж точно.

Немков кивнул на Лютового:

– Видите нашего уважаемого Алексея Викторовича? Безиронии, уважаемого. Не знаю, как вы лично, но я уважаю. И за его работы, и загражданскую позицию. Особенность данного периода истории в том, что сейчасберутся за дубину не извозчики, а интеллектуалы! Свобода – это, знаете ли,обоюдоострое оружие. Евреи много сделали для торжества свободы во всех странах,нам свобода нужна была как воздух, но попутно свободу получили и все остальныенароды. Но теперь тактическое преимущество, которое получили евреи, связавслова «еврей» и «культура» и заставив остальных принять эту связку, трещит пошвам. Сейчас на засилье евреев начинают обращать внимание не простые слесари,те всегда были настроены… ну, знаете как, но и сливки интеллектуального обществатуземцев. Более того, самых дальнозорких евреев это тревожит все больше. Я, ксчастью, со своими опасениями не одинок. Ведь та еврейская община на Украине,что погналась за тактическими преимуществами… или скажем прямо: деньги ослепилиразум, она не только была истреблена под корень, но и подставила под удар всеследующие поколения евреев на Украине! Знаете ли, Гоголя из школьных программвычеркнуть очень непросто. А это у Гоголя наиболее красочно, как за посещениецеркви надо отдавать еврею последнюю курицу, последнюю краюху хлеба!.. Не такли, Алексей Викторович?

Лютовой, к которому Немков обратился так внезапно, опустилчашку, прямо взглянул Немкову в глаза.

– Наш милый Андрей Палиевич, – сказал онровно, – очень хороший человек… Добрый. Услужливый. Я не хочу сказать«угодливый», это слово на Руси с приходом христианства стало чем-то… хорошим.Но ведь все святые у нас именовались угодниками. Самый большой угодник, мы быего назвали холуем, – святой Николай. Николай-угодник.

Майданов спросил сердито:

– К чему вы это?

– Николай-угодник сделал все, – ответилЛютовой, – чтобы отвратить меня… да и многих, от православия. Знаете ли,дух угодничества… унижает. В прошлые века был необходим для выживания, носейчас необходимости нет. Сейчас даже трусы расправляют свои хилые плечики.Спросом пользуются религии, где в цене гордость… Нет-нет, я молчу про ислам,слишком больная тема. Но – язычество? Словом, только сейчас наступает времясвобод! Никто не хочет кланяться из-за страха или давления. Не знаю, понимает линаш дорогой Андрей Палиевич, но именно он и ему подобные толкают евреев кновому холокосту, а Юсу – к уничтожению. Был бы он хитрее или подлее, я бысказал, что он выполняет некое сверхсекретное задание Антиеврейского Центра повызыванию ненависти к евреям.

Бабурин не выдержал, захохотал.

– Это Майданов-то? Ну ты даешь!

Немков смотрел грустно, вид у него был потерянный. Яосторожно поставил чашку, стараясь не привлекать его внимания. Немков заметил,повернулся ко мне:

– А вы что молчите, Бравлин?.. Ведь тема остренькая!Наш милый Андрей Палиевич таких тем старается избегать, но вы не из тех, верно?Я читал ваши работы, читал… вы – очень злой человек, Бравлин. И очень далекозаглядывающий. Мне бывает страшно, потому что многие ваши выводы… увы, верные.

Он умолк, все смотрели на меня с ожиданием. Я развел руками:

– Честно, я предпочел бы увильнуть. Просто по привычке.Вы, конечно же, правы. Мы боимся такой темы. Избегаем ее чуть ли не на уровнерефлекса! Но это еще не рефлекс, не рефлекс… Мы все слышали, как шабес-гоичасто повторяют придуманный их хозяевами якобы случай из нацистской Германии,мол, старик-интеллигент говорит: когда резали евреев – я молчал и незаступался, когда резали турок – я молчал и не заступался, когда резали армян –я тоже молчал, но когда наконец пришли за мной, то уже некому было за менязаступиться. Мораль – берегите евреев!.. По своей примитивности это похоже нарождественскую сказочку, которые Лев Николаевич Толстой изволил писать длякрестьянских детей, то есть тупо, примитивно, рассчитано на понимание даженедоразвитого, от которого русская интеллигенция по уровню интеллекта вообще-тона расстоянии ангстрема.

Лютовой хмыкнул:

– Анекдоты запоминаются лучше мудрых афоризмов! Вонпосмотри на Бабурина. Он хранит в своей памяти сотни тысяч анекдотов… Как там,«дней минувших анекдоты от Ромула и до наших дней хранил он в памяти своей»?Так вот Бабурин даст ему сто очков вперед! Верно, Бабурин?

Бабурин приосанился.

– Верно! Прямо ему в очко, га-га-га!.. Сто раз ужеслышал. Со всех сторон.

– Эту глупость, – продолжил я, – и я слышалот десятка людей, которые приводили ее к месту и не к месту. Но это анекдотможет оказаться не к месту, особенно старый, но кто посмеет не дослушать доконца этот «случай»? Кто посмеет прервать, сослаться на бородатость? Да это жевсе равно что кагэбисту сказать в лицо «Долой Советскую власть!».

Я остановился, так как Анна Павловна нависла надо мной сгромадным пузатым чайником. Горячая струя полилась в чашку, аромат малины сталсильнее.

Немков сказал невесело:

– Посметь не посмеет, но что подумает… Сперва толькоподумает, потом ощутит раздражение. Затем по ряду признаков догадается, что иего сосед, рассуждающий вслух про вечные ценности, ненавидит нас так же люто,как его отец ненавидел Советскую власть, но пикнуть не решался, пока невыяснил, что уже все эту власть ненавидят всеми фибрами души.

Лютовой прервал:

– И тогда-то грянул холокост – рухнул несокрушимый свиду СССР! Сейчас близки к холокосту США. И хотя я их не люблю, чтоестественно, но от гибели постарался бы удержать, как это ни странно для милогоАндрея Палиевича. Сперва, конечно, доводами. Мол, опомнитесь, ребята, выоткусили кус, которым можете подавиться. Опомнитесь, остановитесь на том, чтовас просто не любят. Не остановитесь… что ж, откатимся на несколько десятилетийвспять, начнем на ваших руинах строить новый мир. Если нельзя доводами, ведьсамодовольное общество доводы не воспринимает, а только похвалу, то…

– То что? – спросил Майданов сердито. –Атомными бомбами засыпать?

– Зачем? Устрашающие теракты, что сейчас волной катятсяпо миру, способны разбудить любого самодовольного обывателя. Чтоб задумался: аза что нас не любят?

Бабурин поинтересовался:

– А если не поймут?

– Тогда, – ответил Лютовой с жесткостью истинногоарийца, – тогда кровавая баня. Мало не покажется! Нам кровь лить невпервой. Ни свою, ни чужую.