— Виталя, ты наконец расскажешь, какие сокровища искали в дедовском доме? Получается, я единственная не в курсе, из-за чего сыр-бор.

— Не отчаивайся, доча, — подал голос Воронцов. — Я тоже.

— Пробил ваш час узнать правду, — пошутил Громов и, бережно развернув письмо, принялся читать.

Оно было адресовано родственникам.

Вступление содержало просьбу: что бы ни слышали сын и внуки о своем деде и отце, пусть не верят. Он всегда оставался честным, преданным до мозга костей партии и народу. И всего лишь однажды преступил закон: охваченный жадностью, позволив человеку оболгать людей, а потом убив этого человека, который хотел убить его и убил бы, если бы Сергей Лаврентьевич его не опередил.

Далее в письме подробно сообщалось о керченских сокровищах и о том, почему они представляли большую ценность для нацистской Германии, прослеживался их путь от порта в Керчи до партизанского отряда, а потом (видимо, для деда это были самые неприятные воспоминания, потому что округлый, бисерный, почти детский почерк стал неровным и прыгающим) Воронцов-старший поведал печальную историю поиска драгоценностей.

«Поверьте, мне пришлось убить Курилина, иначе он убил бы меня, — писал дед. — Капитан хотел в одиночку завладеть всем. Впрочем, и лишние свидетели ему не требовались. Мне предназначалось скончаться от сердечного приступа, как одному из фигурантов дела. Однако я вовремя подменил рюмки, и яд выпил убийца. Я забрал у него адреса домов в станице Безымянной, где, по словам Боголепова и Куропаткина, хранились сокровища готов. Поверьте, я решил найти их и вернуть музею, однако, приехав туда, не обнаружил ровным счетом ничего. Хозяева домов, в погребах которых должны были лежать заветные сундуки, в один голос утверждали, что никто ничего у них не прятал. И они не лгали, ложь от правды я давно научился отличать. Но за их правдой вставала странная картина. Получалось, сначала Боголепов, Куропаткин и Годлевская говорили правду. Они взяли только сорок тысяч рублей, чтобы поменять на новые и поделиться с семьями погибших товарищей, но остальные сокровища не брали (только то, что случайно нашли в лесу), и те канули в Лету. Возможно, тот, кто спрятал их, потому что по пятам за отрядом шли немцы и бои не прекращались, не доверял ни начальнику снабжения, ни комиссару. Разумеется, драгоценности никто не сжигал, эта чушь — первое, что пришло партизанам в голову. Зачем же эти люди себя оклеветали, не настояли на своих первоначальных показаниях? Наверное, таким образом хотели спасти жизни близких. Возможно, они надеялись, что, выйдя из тюрьмы, успеют скрыться в неизвестном направлении и увезти семьи. Они не поверили Курилину, что их оставят в покое, и оказались правы, только спастись не успели. Вряд ли им удалось бы сбежать из цепких рук нашей организации. Однако тогда они об этом не думали. Прошло немного времени, и я снова вспомнил о сокровищах, поехал в Безымянную, провел собственное расследование, расспрашивая местных жителей, искал в лесу, залезая в брошенные землянки, нырял в речку, где нашли раскрытый чемодан, но ничего не нашел. Все мои версии были проверены, и ни одна не подтвердилась. Один из станичников сказал, будто слышал от кого-то из партизан, что Притула прятал в лесу какой-то ящик, вроде как с патронами, но на проверку этой версии не было ни времени, ни сил. Да и к этой версии были вопросы. Откуда у партизан оказались монеты и браслет? Почему командир не обыскивал бойцов? Не потому ли, что сам перепрятал сокровища? Откуда взялся в реке раскрытый чемодан? Возможно, Орлова спугнули, и он, не желая раскрыть тайну, бросил чемодан и остатки драгоценностей, а потом специально не акцентировал внимание на находках?

Дорогие мои дети! — прочитав эту фразу, Виталий почувствовал, как сжало горло. — Может быть, когда-нибудь вы захотите разыскать драгоценности, чтобы вернуть их в музей, и тогда вспомните об этом. Только, умоляю, не поддавайтесь алчности! Она не приводит к добру. Не забывайте об этом. Ваш Сергей Воронцов».

Закончив читать, Громов посмотрел на дядю.

В глазах Вадима Сергеевича стояли слезы, слезы катились и по бледным щекам Светы.

— Отец оказался прав, алчность к добру не приводит, — подтвердил Воронцов. — Судьба Марии — хороший пример этому. Я думаю, вы не захотите искать сокровища?

Виталий покачал головой:

— Разумеется, нет.

Дядя улыбнулся:

— Дайте мне свои руки, детки. Давайте забудем все это, как страшный сон, и начнем с чистого листа.

— Давайте! — торжественно провозгласил Виталий.

— Давайте, — вторила ему Света.

Старостину удалось задержать двух молодых людей — правнуков Боголепова и Куропаткина.

Вопреки заступничеству Марии, их все равно задержали, предъявив обвинение в проникновении в частную собственность.

Григорий сказал, что не отпустит их, пока во всем не разберется. Мария через три дня впала в кому, из которой уже не вышла.

В отдел Громова нагрянула проверка, и многие были сняты с должностей. Разумеется, Виталия пригласили обратно, и он не отказался.

Оперативная работа была не в пример тяжелее работы частного детектива, но к ней он уже привык и не мыслил себя на другом поприще.

О сокровищах Воронцовы и Громов вспоминали редко, только когда собирались за праздничным столом, как о легенде, которая изменила жизнь семьи, едва не погубив ее, вспоминали вместе с мудрым изречением Вальтера Скотта:

«Золото убило больше душ, чем железо — тел».

Окрестности станицы Безымянной. 1942 год

Командир партизанского отряда Семен Орлов, сидя на обрубке дерева, раскуривал самокрутку и напряженно думал. Прошло уже несколько дней со дня гибели его хорошего знакомого и честнейшего человека Якова Притулы, и теперь он, как никогда, чувствовал небывалую ответственность за чемодан, набитый ценностями, принадлежавшими государству, за которыми охотились немцы.

Теперь он точно знал, что охотились.

Во-первых, ни один партизанский отряд, действовавший в окрестностях Безымянной, не подвергался такому количеству нападений.

Во-вторых, разведка донесла, что за ними следовали какие-то люди в штатском, говорившие по-немецки. Они везли с собой кирки и лопаты, как понимал командир, на случай того, если партизаны вздумают закопать чемодан.

Внезапно Семена осенило. А ведь это хорошая мысль — закопать чемодан. Тащить его с собой становилось все опаснее.

Командир подошел к повозке, где лежал старый черный гигант с облупившимися боками, и ласково, как дорогого человека, погладил черную поверхность.

— Спасать тебя надо, — сказал он и приподнял чемоданище.

Неимоверными усилиями ему удалось стащить сокровища с повозки и проволочь к дереву.