Быстрым шагом пересекая кампус, она заметила идущего впротивоположном направлении Кристиана. Во тьме ее сознания, словно солнце,вспыхнула надежда.

— Кристиан! — Закричала она и побежала к нему.

Он остановился, бросив на нее настороженный взгляд.

— Чего тебе?

— Как это — «чего тебе»? — Она хотела, чтобы он обнял ее исказал, что все хорошо. Она была расстроена, тьма буквально захлестывала ее...но оставалось крошечное пространство уязвимости, которое отчаянно нуждалось вКристиане. — Я никак не могла найти тебя.

— Я просто... — его лицо омрачилось, — размышлял. Крометого, ты, как я слышал, не скучала.

Неудивительно, все знали о фиаско прошлой ночи. Мельницасплетен в Академии мелет без остановки, и такие слухи распространяются сосверхъестественной скоростью.

— Какая ерунда, — сказала она.

Он так смотрел на нее, что она почувствовала боль в сердце.

— В последнее время у тебя все ерунда. Вечеринки.Заигрывание с другими парнями. Ложь.

— Я тебе не лгала! — Воскликнула она. — Когда ты наконецвыкинешь из головы Аарона?

— Ты не сказала мне правду. Это то же самое. — Его обвинениепрозвучало как эхо от слов Джил. Едва зная девочку, Лисса почти ненавидела ее.— Я никак не могу переварить это. Не могу смотреть, как ты возвращаешься кпрежним дням, когда была девушкой из высокопоставленной семьи, выкидывающейвсякие безумные трюки со своими королевскими друзьями.

Вот ведь какая штука. Если бы Лисса подробнее рассказала емуо своих переживаниях, о том, как чувство вины и депрессия пожирают ее изнутри,заставляют терять контроль над собой, Кристиан мгновенно поддержал бы ее.Несмотря на циничную манеру поведения, сердце у него было доброе — и онополностью принадлежало Лиссе. Или так было раньше. Сейчас в его глазах она былалишь глупой и пустой девушкой, возвращающейся к тому образу жизни, который онтак презирал.

— Вовсе нет! — Воскликнула она. — Я не знаю. Так приятно —дать себе волю.

— Это не для меня, — ответил он. — Если это твоя жизнь, я немогу быть с тобой.

Она потрясенно распахнула глаза.

— Ты разрываешь наши отношения?

— Я... Не знаю. Наверно.

Лиссу охватил такой ужас, что она на самом деле не виделаКристиана — так, как я, — не видела боли в его глазах. То, что он сделал,уничтожало его самого. Он тоже страдал. На его глазах любимая девушкаизменялась, превращаясь в кого-то другого, с кем он не мог быть.

— Все не так, как раньше.

— Ты не сделаешь этого! — Закричала она, не замечая егостраданий; она видела лишь, что он поступает жестоко и несправедливо. — Намнужно обсудить все... разобраться...

— Время разговоров прошло, — возразил он. — Тебе следовалообъясниться со мной раньше, а не сейчас, когда внезапно все переворачивается сног на голову.

Лисса не знала, чего она хочет — завопить или расплакаться.Она понимала одно: она не может потерять Кристиана, в особенности после того,как потеряла меня. Если она лишится нас обоих, в этом мире для нее не останетсяничего.

— Пожалуйста, не делай этого, — умоляюще сказала она. — Ямогу измениться.

— Прости, но я просто не вижу никаких доказательств! —Взорвался он, резко развернулся и зашагал прочь.

Она восприняла его демарш как проявление грубости ибезразличия. Я же снова заметила боль в его глазах. Думаю, он ушел потому, чтопонимал: если он останется, то не сможет и дальше придерживаться принятогорешения, такого мучительного, но, как ему представлялось, единственноправильного. Лисса смотрела ему вслед. Внезапно на ее плечо легла рука.Обернувшись, она увидела Эйвери и Адриана. Судя по выражению их лиц, они всеслышали.

— Пусть уходит, — с серьезным видом сказал Адриан. Это онположил руку на плечо Лиссе; теперь он опустил руку и снова сплел пальцы спальцами Эйвери. — Догонять его сейчас нельзя. Дай ему время.

— Он не может! — Сказала Лисса. — Не может поступить так сомной.

— Он огорчен, — заметила Эйвери, обеспокоенная не меньшеАдриана. — Плохо соображает. Подожди, пока он успокоится. Тогда он, конечно,передумает.

Глядя вслед удаляющейся фигуре Кристиана, Лисса чувствовала,что ее сердце разбито.

— Не знаю. Не знаю, передумает ли он. О господи! Я не могупотерять его.

Мое сердце тоже было разбито. Мне так сильно хотелосьоказаться рядом, утешить ее, поддержать. Она чувствовала себя ужасно одинокой,а я чувствовала себя кошмарно из-за того, что бросила ее. Неведомая силасталкивала ее вниз, и я должна находиться там, должна помочь ей вырваться.Именно так поступают лучшие подруги. Я должна находиться там.

Лисса перевела взгляд на Эйвери.

— Я совсем сбита с толку... Просто не знаю, что делать.

Эйвери посмотрела ей в глаза, и тут... тут произошло нечтосовсем уж странное. Эйвери смотрела не на нее; она смотрела на меня.

«Ох, черт побери! Только тебя тут не хватало».

Этот голос прозвенел в моей голове, и... хоп! Меня сновавышвырнуло из Лиссы.

Тот же самый мысленный толчок, щекотание в мозгу, волны жараи холода. Я растерянно оглядывала свою комнату, потрясенная резким переходом.Однако кое-что я выяснила. Теперь я знала: это не Лисса прерывала нашу связь ив тот раз, и сейчас.

Лисса слишком сбита с толку и вообще не в себе. Голос? Нет,и голос был не ее.

И тогда я наконец-то вспомнила, когда чувствовала этощекочущее прикосновение в своей голове. Оксана. То же самое ощущение яиспытала, когда она проникла в мое сознание, стремясь выяснить, каковы моинамерения и склонности. Тогда они с Марком признали, что это агрессивный,нечестный поступок — если он совершается по отношению к тому, с кем ты несвязан.

Я тщательно проиграла в уме все, что только что произошло сЛиссой, в особенности последние несколько моментов. Серо-голубые глаза смотрелина меня — не на Лиссу.

Не Лисса вышвырнула меня из своей головы.

Эйвери.

Эйвери была пользователем духа.

«Вот дерьмо!»

Я села на постели; мысли вихрем проносились в голове. Яникогда не думала ни о чем подобном. Черт, никто не думал! Эйвери убедительнопродемонстрировала, что она пользователь воздуха. Каждый морой имеетотносительно невысокий уровень способности управлять любой стихией. Ее уровеньдоказывал, будто воздух и есть ее специализация. Никто не стал вдаваться вподробности; по правде говоря, кто ожидал, что рядом обнаружится еще одинпользователь духа? И поскольку она была не из нашей школы, не было никакойпричины подвергать ее испытаниям или даже вообще заставлять демонстрироватьсвои способности. Ни у кого даже мыслей таких не возникло.