Эйвери действительно выглядела обеспокоенной; она вышла,чтобы принести Лиссе стакан воды, но потом передумала и налила стакан вина.

Сидя в одиночестве, Лисса разрывалась от разбушевавшихсяэмоций. Она ненавидела то, что сделала. Чувствовала, что с ней происходитчто-то неправильное. Сначала я отвернулась от нее, а теперь Кристиан. Почемуона не может удержать своих друзей? В чем причина? Может, она действительносходит с ума? Она чувствовала, что не владеет собой, что ее охватило отчаяние.И она...

Бам!

Совершенно неожиданно что-то вытолкнуло меня из головыЛиссы. Ее мысли полностью исчезли. Я ушла не по своей воле. Никогда, никогда сомной не случалось такого. Это напоминало физическое воздействие. Как будтопередо мной внезапно опустилась стеклянная стена или силовое поле — и отбросилименя. Вмешалась внешняя, чужая сила.

Но что это? Может, Лисса? Насколько я знаю, она никогда дажене ощущала моего присутствия в своей голове. Вдруг произошли перемены и онавышвырнула меня? Или обуревавшие ее эмоции стали так сильны, что для меня неосталось места?

Я не знала, и мне это не нравилось. Когда это произошло,помимо толчка я испытала еще одно странное чувство. Что-то вроде вибрации, какбудто кто-то проник в мой разум и пощекотал его. Еще были вспышки тепла ихолода, но потом, как только меня вышвырнуло из головы Лиссы, все прекратилось.Такое... агрессивное воздействие. И почему-то... хорошо знакомое.

К несчастью, я не могла вспомнить, когда прежде испытывалаэто чувство.

Учитывая все, что произошло со мной, сам факт того, что яего вообще вспомнила, можно считать поразительным. Мои воспоминания былираздроблены, но я старательно перебирала их, надеясь обнаружить, где яиспытывала похожее щекотание в мозгу. Увы, ответ не приходил, и очень скоро этипопытки стали вызывать такое же чувство разочарования, как планы бегства.

Время шло, и до меня все отчетливее доходило, что мнепозарез нужен план бегства. Отсутствие эндорфинов убивало, но зато проясняломысль. Меня охватывало удивление, насколько безразличны мне были размышления опобеге. Едва позволив Дмитрию укусить себя, я распалась как личность. Потерялаболее высокие приоритеты. Утратила силу и навыки. Стала слабой и тупой. Правда,не совсем. Если бы я полностью деградировала, то уже была бы стригоем. Слабоеутешение, и все же — даже на пике кайфа какая-то часть меня продолжаласражаться и не уступала.

Осознание, что я не совсем ослабела, помогало. Так легчеигнорировать свое тело, отвлекая себя с помощью телевидения и поглощения всего,что хранилось в маленьком холодильнике. Я даже нарочно долго не ложилась спать,в надежде измотать себя. Это помогло, и я заснула, едва коснувшись подушки,погрузилась в сон без сновидений.

Меня разбудило прикосновение скользнувшего в постель тела. Яподняла веки и взглянула прямо в красные глаза Дмитрия. Впервые за все время ясмотрела на него не с любовью, а со страхом, но старалась скрыть перемену.Напротив, протянула руку и коснулась его лица.

— Ты вернулся. Я скучала по тебе.

Он поймал мою руку и поцеловал ладонь.

— У меня были дела.

Тень скользнула по его лицу; в уголке рта я заметилакрошечный след засохшей крови. Состроив гримасу, я стерла ее пальцем.

— Я так и поняла.

— Таков естественный порядок вещей, Роза. Как ты себячувствуешь?

— Лучше. Вот только...

— Что?

Я отвернулась, снова раздираемая противоречиями. В егоглазах вспыхнуло не только любопытство, но и — пусть совсем немного —беспокойство. Беспокойство за меня. И тем не менее всего мгновение назад я стерлакровь с его лица — кровь несчастной жертвы, чья жизнь оборвалась несколькочасов назад.

— Я была в голове Лиссы, — заговорила я наконец, зная, чтосвоим признанием не причиню ей никакого вреда. Как и Натан, Дмитрий знал, чтоона в Академии. — И... меня вышвырнуло оттуда.

— Вышвырнуло?

— Как обычно, я видела все ее глазами, а потом неизвестнаясила, чья-то невидимая рука... вытолкнула меня. Никогда не чувствовала ничегоподобного.

— Может, это новая способность духа.

— Может быть. Вот только... Я же приглядываю за нейрегулярно и никогда не видела, чтобы она практиковалась в подобном умении. Илиобдумывала это.

Он слегка пожал плечами и обнял меня.

— Пробуждение обостряет чувства и восприятие мира, но неделает тебя всеведущим. Я не знаю в чем дело.

— Конечно, не делает всемогущим, иначе Натан не зацикливалсябы на местонахождении Лиссы... Зачем это? Почему стригои сосредоточились напресечении королевских родов? Мы знаем, что они — в смысле, вы — одержимы этим,но почему? Какое это имеет значение? Жертва есть жертва, разве нет? И ведьбольшинство стригоев прежде были мороями.

— Сложно объяснить в двух словах. В основном на королевскихмороев охотятся, потому что это порождает страх. В твоем прежнем мире королевскаявласть стоит над всеми. Они получают лучших стражей, лучшую защиту. — Он правкак никогда. — Если мы сможем добраться до них, что это означает? Это означает,что всем угрожает опасность. Отсюда страх, а страх подталкивает человека кглупостям, превращая в образцовую жертву.

— Ужасно.

— Жертва или...

— Да, да, знаю. Жертва или хищник.

Он слегка прищурился, по-видимому, недовольный тем, что егопрервали.

— Есть и еще одно преимущество в погоне за лидерами мороев —нестабильность.

— А вдруг это приведет к смене лидеров, что поможет им? — Онбросил на меня еще один странный взгляд, а я сама испугалась своих слов. — Ачто еще?

Снова я рассуждаю, как Виктор Дашков. Нет, нужно заткнуться.Я поняла, что веду себя не так, как обычно, под кайфом, когда я занята толькособой.

— Что еще... — Он скривил губы. — Еще — престиж. Ради славы,ради собственной репутации и удовлетворения от мысли, что мы способны известитех, кого другие не могли уничтожить на протяжении столетий.

Простая у стригоев натура! Злые умыслы, охота и смерть.Других мотивов им и не требуется.

Взгляд Дмитрия переместился на мой прикроватный столик, кудая на ночь клала свои украшения. Все его подарки были здесь, сверкая каксокровище пиратов. Перегнувшись через меня, он за цепочку поднял назар.

— Ты все еще хранишь его.

— Да. Но он, конечно, уступает твоим подаркам.

«Голубой глаз» — он напоминал мне о матери. Я давно недумала о ней. В Бийске я начала воспринимать Алену как свою вторую мать, носейчас... сейчас я мечтала о своей собственной. Джанин Хэзевей не умелаубираться и готовить, но была умной и компетентной. В некотором роде я с самогоначала осознавала, что мы мыслим одинаково. Я унаследовала ее черты и несомневалась, что в моей ситуации она ни на мгновение не отвлекалась бы от планабегства.