возвращена реальному владельцу, т. е. еврею. Но если обе стороны утверждали, что сделка подлинная, а комиссия устанавливала обратное, или если еврей настаивал на подлинности сделки, а покупатель утверждал обратное, и комиссия подтверждала правоту покупателя, имущество подлежало конфискации государством. Закон предусматривал суровые наказания для укрывателей еврейских интересов[905].

Целью закона было обеспечение более широкого контроля государства над еврейской собственностью. Закон поощрял честное участие евреев в процессе верификации: заявляя о фиктивности сделки, еврей мог получить обратно свое имущество, за исключением тех случаев, когда оно входило в категории, подлежащие конфискации по положениям других законов о румынизации имуществ, как, например, городские жилища. С другой стороны, закон угрожал евреям конфискацией «утаенного» имущества, если они скрывали фиктивность сделки, а комиссии удавалось доказать ее фиктивный характер. Но в том случае, когда обе стороны продолжали настаивать на подлинности сделки, проверка обычно прекращалась, поскольку доказать обратное было очень трудно. В одном из таких исключительных случаев, который произошел в ноябре 1943 г., комиссия ГСРКИ распорядилась конфисковать предприятие скобяных изделий на том основании, что его новый хозяин, румын по происхождению, в управлении предприятием фактически не участвовал и не мог ответить на простые вопросы относительно его функционирования[906]. В большинстве же случаев – свыше 90 %, – когда сделка объявлялась недействительной, решение основывалось на заявлениях вовлеченных сторон, и таким образом не приводило к конфискации соответствующего имущества. До августа 1943 г. специальные комиссии ГСРКИ провели проверку 57502 транзакций, которые привели к конфискации девяти зданий, 23 коммерческих предприятий (по сути мелких лавок), семи грузовиков и пакета биржевых акций[907]. Очевидно, что прогресс румынизации был не слишком впечатляющим.

Многие этнические румыны, в большинстве своем ремесленники и владельцы магазинов, которые рассчитывали поживиться в результате антисемитских экспроприаций и конфискаций, были разочарованы. В своих обращениях в ГСРКИ они требовали, чтобы различные еврейские предприятия были проданы им по ценам ниже рыночных или же предоставлены в аренду на льготных условиях. В одном из таких случаев румынский владелец типографии Михаил Велчану из города Бокша-Монтана в Банате просил, чтобы ему «передали» наборную машину из соседней еврейской типографии, поскольку он был не в состоянии себе таковую приобрести. В ответ, как и во всех подобных случаях, ГСРКИ объяснил, что нет никаких законных оснований для удовлетворения его просьбы, и посоветовал автору обращения заключить с еврейскими владельцами контракт о покупке[908]. В 1942 г., как бы отвечая на обвинения в недостатке воли при проведении румынизации, Т. Драгош признал в своей брошюре, что «в целом радикальных мер в области экономики до сих пор не было принято». Как бы оправдываясь, он добавил, что «экономические законы» требовали сохранения «стабильности и непрерывности» и что нельзя было не учитывать «требования производства для нужд войны». Но правительство, уверял он своих читателей, примет своевременное решение «об углублении румынизации» в подходящий момент[909].

Однако по поводу того, как определить наступление такого «подходящего момента», в правительстве не было единого мнения. По свидетельству Т. Драгоша от октября 1944 г. (т. е. высказанному уже после падения диктатуры), министерство национальной экономики в июне и декабре 1942 г. выдвинуло законопроект, предусматривавший конфискацию промышленных предприятий, которыми владели евреи, однако он твердо выступил против этого предложения, мотивируя это тем, что такие меры, вне всяких сомнений, привели бы к экономической катастрофе, и проект был отклонен[910]. Хотя мне не удалось обнаружить документального подтверждения этой истории, вполне возможно, что версия Т. Драгоша справедлива. Число жалоб в правительство, обвинявших Т. Драгоша в том, что он тихо саботировал румынизацию, постепенно росло, и 4 ноября 1943 г. Ион Антонеску снял его с должности, решив, что Драгош «покровительствовал еврейским интересам»[911]. Т. Драгоша заменил Овидиу Влэдеску, доверенное лицо Иона Антонеску, который до этого назначения был начальником Кабинета по связям с Бессарабией, Буковиной и Транснистрией. Однако эта замена не привела к изменению положения, и вплоть до самого падения режима никаких новых мер по румынизации собственности не предпринималось.

13.3. Замена евреев этническими румынами на рабочих местах

Помимо румынизации собственности, режим добивался также румынизации персонала предприятий, которую правительство понимало как удаление всех рабочих и служащих нерумынского этнического происхождения, и в первую очередь евреев, и замену их этническими румынами. По принятому 12 ноября 1940 г. чрезвычайному указу № 3825 все румынские фирмы должны были до 31 декабря 1941 г. уволить всех сотрудников-евреев. Контроль над исполнением этого закона возлагался на министерство труда, здравоохранения и социальной защиты (далее – министерство труда). Если министерство приходило к выводу, что какое-то предприятие саботировало исполнение закона, оно должно было передать это дело на рассмотрение специальной юридической комиссии, созданной при министерстве юстиции, с участием представителей министерства труда и министерства национальной экономики. Если комиссия подтверждала вывод министерства труда, оно могло наложить секвестр или ликвидировать фирму. Министерство было вправе в случае «абсолютной необходимости» предоставить отсрочку максимум на полгода. Министерство труда также было вправе, согласно чрезвычайному указу, приказать предприятию принять на работу этнических румын, которые, работая рядом с евреями вплоть до их увольнения, должны были обучиться у них необходимым навыкам. Эти румынские «элементы» (известные в дальнейшем как «дублеры» [dublanti]), должны были получать вознаграждение, равное сначала 50 %, а затем 75 % от заработка своего еврейского учителя. Чрезвычайный указ № 4117 от 19 декабря 1941 г. предусматривал открытие кредитной линии в размере 50 млн леев для выплаты вознаграждения этническим румынам-дублерам[912].

Во исполнение этого чрезвычайного указа 21 декабря 1941 г. министерство труда издало приказ, согласно которому создавалась новая бюрократическая единица – Центральное бюро румынизации (ЦБР), которое подчинялось министерству[913]. ЦБР стало вторым после министерства национальной экономики и впоследствии ГСРКИ важнейшим учреждением, занимающимся румынизацией. В середине 1942 г. в нем насчитывалось 90 инспекторов в Бухаресте и 55 в провинциях[914]. По своему юридическому статусу ЦБР было ниже ГСРКИ, но даже те полномочия, которыми ЦБР обладало по закону, а именно секвестрировать или ликвидировать предприятия, которые по той или иной причине провалили румынизацию своего персонала, оно на практике не применяло. Закон № 576 от 31 августа 1943 г. отменил это право ЦБР, ссылаясь на «чрезвычайные условия военной экономики», но даже до этого изменения столь важное положение первоначального чрезвычайного указа оставалось мертвой буквой[915].

Многие румынские националисты считали достижения ЦБР совершенно неудовлетворительными. Генеральный инспектор министерства труда еще в июле 1941 г. отмечал, что отсутствие прогресса в румынизации персонала фирм «создало огромное число недовольных» среди молодых румын, которые хотели заменить евреев на столь желанных местах. ЦБР не удалось оказать достаточную поддержку «молодым румынским элементам» в их «напряженной