– Пошли! – рявкнул Митя. И не будет он смотреть, как задрожали у нее губы!!! Как задрожали, так и задрожали! Ему сейчас – гораздо – хуже! Гораздо хуже! Невыносимо! Очень тяжело быть взрослым мужчиной… – Подожди… – Он резко рванул ее за руку, развернул к себе. – Мне надо тебе что-то сказать… – Митя крепко ухватил Элю, прижимая ее к себе. Ну и как быть? Как? Может, его переполненное чувствами тело как-то успокоится? Или, наоборот, от ее близости его сейчас разорвет?

Эля, кажется, пыталась высвободиться, но Митя стоял, сжимая все сильнее девочку. Это любовь, да, понятно, это любовь. Он ее любит, любит, любит… Он должен быть с ней, что бы она ему ни ответила… А он и не будет спрашивать… Не будет… Все и так ясно… И он должен делать, что хочет…

Митя выдохнул. Вот как, оказывается, иногда бывает. Какая интересная жизнь у его тела, сложная, непредсказуемая.

Эля осторожно отстранилась от него.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она. – Что-то ты…

– Да… – Митя провел губами по ее лбу. Он придет к ней, обязательно сегодня придет. Ему ясно теперь, как надо себя вести… Ясно… Чуть успокоившееся тело опять задрожало и растревожилось. Митя слегка отпихнул от себя Элю, так, чтобы она не обиделась.

– Что?

– Отойди от меня.

– Почему?

Митя усмехнулся. Почему… Маленькая глупенькая девочка… Потому!!!

Он рывком поднял ее велосипед, потом свой.

– Поехали.

Он – знает. Он – взрослый. Он – к ней вечером придет. Он ее любит. Все, точка. И это навсегда. Ничего лучше у него никогда не будет, потому что не бывает лучше девушки, чем Эля, совершеннее, красивее, нежнее. Говорить ей об этом? Митя искоса взглянул на нее. Батя бы точно сказал – не говорить. Но ведь все идет как-то совсем не так, как предсказывал отец… Хорошо это или плохо – это неостановимо. Думать о том, как придется отчитываться перед отцом, ему не хотелось. Невозможно об этом думать. Может быть, он ничего и не скажет. Есть вещи, о которых отец даже и не догадывается. Например, о Марине Тимофеевне. Или о том, как далеко зашла Тося в попытках ему понравиться. Или о том, что Митя тайком лепит в школе. Знает, что это неправильно, но ничего поделать с собой не может. Так что расскажет ли он об Эле – не факт.

– Что-то тебе родители не звонят… – обронила Эля, словно услышала его мысли.

– Не звонят… – пожал плечами Митя.

Сказать ей, что он отключил телефон? Раздеться перед ней до конца? Пусть знает, как он слаб перед ней? Нет. Да он и не слаб. Любовь – слабость. Да. Или нет. Не понять. Он чувствует сейчас себя очень сильным, очень. От ее присутствия. И хочется, чтобы она это знала, хочется как-то ей доказать это. Митя прыгнул на велосипеде и чуть не упал. Прыгнул еще раз. На песке прыгалось не шибко, но он прыгал и прыгал, пока не стало подозрительно шататься колесо.

– Мить… – Эля обогнала его и обернулась. – Ты молодец. Ты ловкий, сильный. Не ломай велосипед, пожалуйста!

– Я еще не так могу!

– Я знаю. Но больше не прыгай.

– Хорошо. – Митя резко затормозил, потому что увидел выброшенную на берег рыбу. Ничего себе… Он слез с велосипеда, наклонился к рыбе. Еще живая… Или нет… Красивая, крупная, с переливающейся на неярком солнце чешуей… Еще недавно плавала, не думала, что волны подхватят и выбросят ее на берег. И волны-то сегодня невысокие…

– Зажарим? – Эля подошла, улыбаясь.

Митя покачал головой. Как неромантично. Не понимает… Нежная, красивая, а не понимает. Мужскую душу понять не так просто.

– Я выпущу ее, вдруг она поплывет.

– Хорошо… – Эля смотрела на него так, как будто увидела в первый раз. Приятно, когда на тебя так смотрят. Что еще сделать, чтобы она так смотрела всегда? – Митя, давай загадаем… Если она поплывет, то…

Митя закрыл ей рот ладонью и почувствовал, что Эля прикоснулась губами к его ладони. Все тело его опять заныло.

– Я сойду с ума сегодня! – искренне сказал он и даже не пожалел о том, что сказал. Ведь это правда. Это правда. Это первый день его взрослой жизни. – Давай ничего не загадывать.

– Почему?

– Я боюсь загадывать. Мне кажется, что все наоборот будет. Я уже загадывал однажды…

– Давай тогда быстрей выпустим ее…

Митя сбросил ботинки, закатал брюки и зашел с рыбой подальше в море. Какое приятное ощущение – ледяная вода, которая мгновенно остудила все горячие мысли в голове и разогнала слишком острые желания в теле. Митя опустил рыбу в воду, она шевельнулась, сначала пошла на дно, но потом он увидел, как она поплыла. Митя наклонился, зачерпнул воды, умыл лицо, еще и еще. Чуть-чуть соленая вода, малосоленое, но все же море, и запах особый…

– Уплыла, – сказал он, возвращаясь на берег.

– Правда? А я загадала… Ладно! – Эля, счастливо улыбаясь, прислонилась к мальчику.

– Скажи.

– Нет.

– Скажи… – Он взял ее за плечи.

Откуда в мире бывает такая совершенная красота? И почему так откликается на нее сердце? Что это за тайный закон? Кто его придумал? Почему глаза должны быть большие, волосы пышные, брови ровные, нос – прямой, не очень большой, ноздри точеные, губы… Как описать ее губы? Их можно рисовать и лепить, лепить до бесконечности, но описать словами невозможно. Сказать – правильные, красивые… – ерунда, нужно видеть этот изгиб верхней губы, с тайным местом для улыбки, он знает это место, да, знает… Никто больше не знает… И не должен узнать… Может, взять с нее слово? А она будет держать слово?

– Ты ведь не будешь больше ни с кем… – Митя запнулся.

Как-то неловко. В мыслях все хорошо, а слова звучат странно. Но Эля его поняла, засмущалась, даже раскраснелась, прижалась к нему. Удивительное, новое и самое лучшее чувство, какое он только испытывал в своей жизни. Все-таки, наверно, отец ошибался. Нет, он не будет сейчас думать про отца. Это была какая-то другая жизнь, там, с отцом, которая закончилась, и началась совершенно новая, сегодня, вчера, но точно началась. Он не сразу понял это, поэтому вел себя как дурак. Вчера, например. Или ночью. Надо было прийти к ней – и все сразу бы стало на место.

Митя смотрел на Элю и был практически уверен – она согласится на все. Ведь не зря она так на него смотрит. И спрашивать не надо. На словах не согласится. А на деле… Скорей бы вечер. Скорей бы прошел этот совершенно ненужный ему концерт, это ее соло, да еще и дуэт с латышской звездой…

– Наверно, будем возвращаться, я хочу отдохнуть перед концертом, – сказала Эля, и в который раз Митя с удивлением понял, что она думает с ним как-то в одну сторону, что ли. Мысли материальны? Не может же это все быть написано у него на лице? Слишком сложные мысли, такое не напишешь на лице.

– Поехали. – Митя кивнул ей, развернулся и помчался обратно, уверенный, что она с радостью будет его догонять.