Хозяин дома снова повторил мне свое имя и добавил: «Росси». Ага, наконец он назвал мне и свою фамилию. Благородная фамилия и имя под стать: Дино. Было бы удивительно, назовись он, к примеру, «Тони Фаричетти» или «Розарио Агро». «Правда, Антонио Черутти было бы более к месту, но, впрочем, чего я, собственно, так придираюсь, – подумалось мне. – Росси, так Росси».

– А вы действительно довольно хорошо говорите по-французски, – произнес хозяин дома. Он сложил руки на груди и, немного прищурив глаза, вытянул губы трубочкой.

«Дуче, – подумал я, глядя на Дино, – ей Богу, Дуче». Я невольно улыбнулся. Мне показалось странным, что поначалу он не стал называть меня по имени. Возможно, в этом проявлялась его итальянская сущность. Его угрюмое волнение непостижимым образом передалось и мне. Сеньор Росси прекратил позерствовать и под натянутой улыбкой постарался скрыть напряжение, а может быть, и озабоченность.

– Клара мне говорила о вас много хорошего, но я, признаться, ей до конца не верил, – бросил в мою сторону отчего-то недовольный хозяин. – Полагал всегда, что русские хорошо говорили по-французски когда-то в далеком прошлом. Но сейчас совсем нет, – для большей убедительности он покачал головой. – Русские говорят здесь нарочито по-русски либо не очень хорошо по-английски, особенно когда крепко выпьют в ресторане. Отвратительное зрелище, должен вам признаться.

Итальянец с французским паспортом, способный говорить больше жестами, не скрывал своего негативного отношения к моей стране и скорее напоминал петуха, готового нанести удар, чем корректного джентльмена. Но если не придираться к мелочам, то в целом я был с ним согласен. А что скажешь, когда статистика утверждает, что 64 % французов не любят русских. Собственно, за что нас им было любить? Поэтому в знак согласия я слегка кивнул головой и, состроив подобие улыбки, выдавил из себя примирительным тоном:

– Что ж, давайте считать меня исключением, но подтверждающим ваше правило.

– Замечательно! – и отец Клер потер крепкие ладони точь-в-точь, как это делает штангист перед поднятием тяжести. Он не спешил приглашать меня в дом, и мы медленно несколько раз обошли вокруг действительно красивого особняка, в довольно непринужденной беседе восторгаясь атмосферой и красотой Ниццы.

– Моя дочь рассказывала мне, что вы интересуетесь историей древнего Рима, – неожиданно перешел на другую тему хозяин особняка.

– Не только Рима, вообще, историей, – уточнил я.

– Прекрасно, – изрек он, предвкушая продолжение беседы.

Меня не переставало изумлять, насколько жители средиземноморья любят эти слащавые словечки: «замечательно», «прекрасно» и т. д.

– Но и что же в этом прекрасного, сеньор Росси, – иронично спросил я.

– Просто я итальянец и люблю свою историю. Могу назвать на память имена всех римских императоров.

Не скрою, меня уязвил его высокомерный холодный взгляд, хотя мне не следовало расстраиваться из-за надменности этого толстосума. Как учила меня бабушка, это для бедняков гордость – непозволительная роскошь. А его определенно переполняло чувство собственного превосходства.

Я с улыбкой ответил:

– В моих жилах, не знаю, к сожалению или к счастью, не течет итальянская кровь, но я тоже знаю почти всех императоров Рима особенно эпохи принципата. Доминат меня почти не интересует, точнее, эпоха христианского Рима от Константина Великого до падения империи.

– А моя дочь? – неожиданно спросил господин Росси и замялся в нерешительности. – Простите, вы, кажется, живете один?

Поначалу его настороженность забавляла меня, но я сдержал улыбку и серьезно ответил:

– Да, это к сожалению так, родителей я потерял, я рассказывал вашей дочери. Они погибли несколько лет назад не по своей вине в автоаварии.

– Сожалею, – произнес Дино.

– Но я не одинок, – продолжил я, – у меня есть бабушка и дедушка, – я улыбнулся.

– Я не про это, – Дино был предельно серьезен, даже забыл надеть на лицо улыбку. – Я, собственно, о своей дочери пекусь. Так все-таки, вы здесь живете один?

– Ну не совсем, – я указал на Мартина, продолжая улыбаться. – Часто приезжают друзья моего отца. Иногда бывает, что они живут у меня подолгу.

Дино не унимался, желая определенности.

– Я имею в виду – сейчас вы один. Скажу прямо – не верю в дружбу между мужчиной и женщиной. Для меня мужчина всегда охотник. Охотник за плотью. В этом суть мужчины. Моя дочь бывает у вас в доме. Кроме древней истории, я полагаю, что вас интересует и моя дочь?

На его лице отпечаталось нескрываемое волнение. Я мог бы его понять, но по другой причине.

– Не совсем так, – я мог предположить, что этот сумасшедший папаша кроме дочери беспокоится и о своих деньгах. Признаться, у меня промелькнула и такая мысль. Я смотрел в глаза итальянцу и понимал, что его необходимо успокоить более убедительными суждениями.

– Если говорить точнее, совсем не так! Она не в моем вкусе. Мне любо блюдо попроще, – я опустил Мартина на землю, и тот стремительно умчался в пахучие заросли самшита. – Хотя должен вам признаться, господин Росси, что не страдаю эректильной дисфункцией и женский пол в массе своей меня привлекает. Но я разборчив в выборе женской плоти.

Парфюмерный магнат несколько мгновений пристально смотрел на меня, затем заметно успокоился и даже попытался выказать одобрение, осторожно прикоснувшись ладонью к моему плечу.

– Хочу вам верить, хотя она у меня своенравная, всегда хочет делать все по-своему. Впрочем, возможно, молодой человек, что вы ее еще плохо знаете, и, наверное, как следует к ней не присмотрелись.

Слова магната заставили меня снова призадуматься. Он производил впечатление проницательного человека, но откуда тогда у этого итальянца такой испорченный вкус? Я почувствовал себя в некотором замешательстве. Собственно, чего было рассматривать в этой Клер? Свитер, брюки, сползающие с бедер, ужасные ботинки, коротко постриженные ногти, лицо, которое почти не знакомо с косметикой. Впрочем, зубы и улыбка хорошие. «Пожалуй, это все», – заключил я про себя и посмотрел на господина Росси, поймав на себе его колючий взгляд. Видит Бог, я хотел быть с хозяином дома предельно прямым, но вовремя вспомнил высказывание хитрого француза Талейрана, который когда-то изрек, что мужчине язык дан, чтобы скрывать свои мысли. И тогда я произнес:

– Вы правы, я ее не знаю и, признаться, никогда не задавался целью узнать. Надеюсь, я вас не обижаю своей прямотой, коль скоро и вы прямо излагаете свою обеспокоенность.

– Узнать, значит, познать ее желание, – сказал он, цедя слова.

Итальянец остановился и теперь стоял молча, поглаживая аккуратную бородку, а я уже был готов направиться на стоянку к своей машине, полагая, что аудиенция закончена. Мартин кружил вокруг меня и просился на руки. Отец Клер, как и мой пес, кажется, тоже догадался о моих намерениях и, обеспокоено заглянув мне в глаза, сказал: