заявил, что больше скрадывать часовых не пойдёт. Ротный, мужик нетерпеливый, горячий, схватился за кобуру: «Как так?!» – «Не могу!.. Сон потерял». – «Вражину лютого жалко стало!» – «Рука не держит кинжал»… В конце концов ротный понял: солдат Градов скорее вонзит кинжал сам себе или встанет под расстрел, а от своего решения не отступится…

Фёдор и сейчас видит, как его взвод первым бросился на штурм оборонительных укреплений, преодоление которых назовут потом Брусиловским прорывом. И широкую градовскую грудь украсил третий Георгиевский крест.

Наравне с отважным сибиряком, отличаясь бесстрашием и боевой находчивостью, шёл и его товарищ Иван Стродов… Не виделись долго. Расстались ещё до тревожных событий в октябре семнадцатого. Фёдор встретил этот рубеж, оказавшись после ранения в госпитале. Иван остался служить отчизне. Отчизна… Русь… Расея… Старая и новая. Какой отдал он свою воинскую доблесть?

Проехали три деревни: Угольную, Хинь и Огородникову. За Огородниковой скатились на прибрежную равнину, скоро большое село Казачье. Карпыч спросил спутников, надо ли кому из них останавливаться для отдыха – те оба ответили отказом, чему кучер ничуть не удивился. Знакомая картина: люди хотят поскорее домой, только там и найдёт душа желанный покой.

Когда дорога с прибрежья свернула на восток и пошла по увалам в Бумашкинской пади, Фёдор ощутил прилив тревожной радости – вот-вот, совсем скоро, проедут какие-то версты три-четыре, и он увидит в стороне от просёлка родную заимку. Помнила о ней, хотя сроду не бывала, и Варвара Петровна. Помнила потому, что хотела, чтобы Фёдор, расставаясь, сказал приветливое слово и крепко пожал её руку.

Карпыч едва чуть не проскочил чуть заметную в глубоком снегу узкую колею, ведущую от просёлка на заимку. И круто остановив Серка, повернулся к Фёдору и спросил:

– Ваше сиятельство, вас до дому, до хаты, аль тут недалече, изволите пешком?

– Не смею беспокоить, сударь, – вставая, ответил Фёдор. – Спасибо и за то, что тридцать вёрст провезли в благополучии.

– Работа такая…

Фёдор вынул из внутреннего кармана шинели кожаное портмоне, достал десятирублёвый золотник николаевской чеканки и подал ямщику:

– Пожалста… за вашу заботу.

– Так много?!

– Не видел, чтоб у какого трудяги мужика было лишнее… Штофик выпейте… за моё здоровье. Угостите Варвару Петровну…

– Дай бог нам свидеться снова.

– Бог даст… Дорога в дом Фёдора Градова всегда открыта.

Фёдор пожал руку Карпычу, торопливо наклонился и, будто уворовав, поцеловал Варвару Петровну.

Серко взял с места размашистой рысью. Фёдор, закинув за спину рюкзак, пошёл по заснеженной тропе. Отмахав с полверсты, Карпыч обернулся и увидел одиноко маячивший на заснеженной равнине силуэт высокого человека, уже недалеко от заимки. Скоро он откроет калитку родного дома.

Глава XIV. Подлёдный пловец

Две сети, мелкоячеистую ельцовку и покрупнее харюзовку, Кирсан поставил на новое место в верховье протоки накануне вечером. Было это в субботу. Погода стояла тёплая. Пока долбил пешнёй проруби, аж вспотел, как июльским днём на покосе. Однако усталости не чувствовал. Бывало, после такой работы еле-еле тащил ноги и, придя в зимовье, валился отдыхать.

«Лёд нынче тонок, – рассуждал про себя Кирсан, – на дворе январь, а мороз после рекостава, будто напустил на себя гордыни, мол, дело своё сделал, Ангару льдом покрыл – больше не взыщите»…

И как всегда, поставив сети, Кирсан порадовался тому, что на уху в любом случае попадёт.

Воскресное утро выдалось тоже тёплое и весёлое. Уж высоко над горизонтом, наполнив протоку ярким светом, возвысилось огнистое солнце. Над протокой, там, где стояли сети, кружилась стая ворон. Откуда столь слетелось? Раньше такого скопища Кирсан не замечал. Почуяли, хищники, добычу? Ждут, когда в проруби покажется снулая рыбёшка, и той будут рады, если вокруг всё уже съедено.

Завидев человека, вороньё разлетелось по сторонам, но и сейчас птицы выдавали свою природную хитрость тем, что расселись неподалёку, на островном прибрежье. Значит, всё-таки ожидают – что-нибудь да на завтрак отломится. Ладно, ждите – вынет Кирсан сеть и даст вам на растерзанье живых ельцов – порадуетесь! Ваша воронья порода такая, что чем живее добыча, тем больше злости поскорее расправиться с нею.

Ельцов в малоячейку натыкалось порядочно – хорошо, что тёплый день, выбирать легко, а будь мороз – неси сеть в зимовье.

В проруби с харюзовкой Кирсан увидел смутно различимый в текучей воде, похожий на человека силуэт. Што за чертовщина? Неужели сеть остановила утопленника? Оторопел Кирсан. Смотрит в прорубь и не может сообразить, что делать – вытаскивать сеть вместе с приткнувшимся к ней подлёдным «пловцом» или подождать, когда тот отцепится течением и уплывёт своей дорогой. Одумался: да куда же, бедняга, уплывёт-то? Дальше плотины не унесёт, а плотина в полуверсте – так и останется подо льдом до тепла.

Поразмышляв, Кирсан решил вытащить утопленника на лёд, а потом, как потеплеет, предать земле. Оставлять, как есть, нельзя, большой грех. Но стоило взяться за конец сети и потянуть её из проруби, «пловец», ускользнув, скрылся из виду. Кирсан подождал – напрасно. «Пловец» не показался. Уж не старый ли друг Водяной захотел повидаться? Высунулся из проруби, посмотрел: жив Кирсан – и в свою обитель. Зимой-то ему только и остаётся – взглянуть на белый свет из проруби… Нет, это не Водяной, он бы подал голос, как бывало, когда выходил на плотину порезвиться. Это был «живой» утопленник – мало ли их подбрасывает Ангара в любое время года?

Харюзов попало – пересчитать на пальцах, не больше десятка. Поотцепились, подумал Кирсан, в ячейке едва держались, а сеть тронул, рыба в страшном испуге разбежалась.

Кирсан оставил кучу ельцов на разбор воронью и направился к зимовью. Поживу чёрные хищники расхватали моментально. Набросились сразу, как только Кирсан отошёл от проруби метров на десять – пятнадцать. Расхватали – и тут же дружной стаей легли на крыло. Покружив возле створа, птицы сели на плотину. Что же их сюда приманило? Не рыба же! Здесь ею не пахнет – проруби нету. Не «пловец» ли указал им сюда дорогу? Жажда поживиться мертвечиной неистребима. Чуют её хищники за сотню вёрст…

Лёд у створа, по которому буйным потоком стекала с глубины протоки ещё сохранившая летнее тепло вода, был тонок, и Кирсан, придя сюда назавтра утром, легко расчистил большую полынью. Предчувствие не обмануло – труп «пловца» вынырнул из-подо льда так резво, будто его подтолкнули – хватит скитаться, пора найти пристанище! Сейчас было видно отчетливо: утопленник – мужчина высокого роста, в полусгибе поднята правая рука, будто протянул для того, чтобы ему тоже подали руку? Помучился Кирсан, но всё же при помощи тесового настила поднял «пловца» на лёд. Кого затянуло