Командир не стал говорить, что Фло пообещал, уходя, взорвать звезду Лисс.

Собственно говоря, это тоже было разумно.

Ксения провела Уолра и Анге второй группой, видимо, ей так было проще. Когда фыркающий, будто выбрался из воды, Уолр и крепко сжавшая зубы Анге вышли из стены, Матиас уже успел оглядеться.

Внутри здание оказалось совсем другим. Широкое пространство, заполненное переплетением полупрозрачных разноцветных плоскостей. Потолок терялся в радужной дымке, непонятно, на какой высоте – десяток метров или несколько сотен. Все цвета были настолько дисгармоничны, что резали глаза. Либо у обитателей башен совершенно нечеловеческие представления об эстетике, либо они воспринимают их иначе.

Скорее, второе – потому что таких существ, как внутри башни, Матиас не знал. Конечно, невозможно точно помнить обитателей всех миров, тем более входящих в зону ответственности других цивилизаций, но… Инсектоиды вообще крайне редки среди разумных видов, а эти существа очень походили на насекомых.

Крупные, с человека размером. С белым хитиновым панцирем, с двумя парами рук, прямоходящие. Голова, как и следовало ожидать, вырастала из тела без всякой шеи, но была по-человечески округлой. Глаза фасеточные, крупные, рот тоже походил на человеческий, хотя в нём угадывалось что-то вроде втянутых жвал. Никакой одежды, но у некоторых на панцире были закреплены мягкие сумочки или контейнеры.

– Они нас не видят, – сказала Ксения, бросив быстрый взгляд на Матиаса. – Не стоит волноваться.

– Я не волнуюсь, – ответил Матиас. – Я пытаюсь понять, кто они и откуда.

Существа действительно не выглядели уродливыми или угрожающими. Они казались чуждыми, но, удивительное дело, привлекательными. Так, мухи или тараканы вызывают отвращение, а пчёлы или жуки могут быть красивы.

– Совершенно незнакомая культура. Не из тех зон космоса, которые исследовало Соглашение, – призналась Ксения. – Стиратели совершают набеги не только на наши миры.

Существа явно были чем-то заняты. В движениях угадывалась общая цель, но совершенно непостижимая. Они перемещались между цветными стенами-плоскостями, порой замирали, порой собирались в маленькие группы и стояли, безмолвно глядя друг на друга.

– Что это? – спросил Уолр с любопытством. – Какой-то ритуал?

– Всё, что угодно, – ответила Ксения. – Но это осмысленно… для них. Это может быть важно, красиво, полезно для всех. Но для них это смысл их жизни, что-то важное и ценное.

Она болезненно поморщилась и призналась:

– Плохо.

Матиас вопросительно посмотрел на неё.

– В этой виртуальной вселенной обитают миллиарды существ, – сказала Ксения. – То, с чем мы говорили… оно не соврало! Кольцо – немыслимо огромный мир, полный жизни и разума. Но я боюсь, что…

Она помедлила, прежде чем закончить:

– Люди первого человечества не могли измениться.

Матиас всё ещё не понимал.

– Все, кто тут находится, – заложники, – пояснила Адиан. – Заложники и жертвы.

По всему зданию пронёсся тонкий звенящий звук. Существа застыли – разом, мгновенно. Изогнулись назад, поднимая взгляд вверх.

В радужном потолке возникало нечто из тьмы и ослепительного света.

– Уходим, – сказала Ксения.

И они вновь оказались в серой пелене.

Если бы Горчакова спросили, зачем он стремится внутрь симуляции Стирателей – он не нашёлся бы с ответом. Смутные ощущения, связанные с воспоминаниями из гипертуннеля? Но сколько раз люди полагались на предчувствия и проигрывали?

Может быть, та настойчивость, с которой Лючия и Анна пытались уничтожить корабль? Если «Твен» не пускали к Лисс, то, значит, мир Стирателей уязвим. Но скорей уж он уязвим для прямого воздействия, для взрыва звезды или планеты. Может, это и не повредит миру-кольцу, но разрушит механизмы выхода…

Закрыв глаза, Горчаков, лежал на прохладной металлической плите. Пытался представить себе, в чём может быть ахиллесова пята Стирателей. Она ведь должна быть, правда? Они вовсе не всесильны, они опасаются Соглашения, они совершают отдельные вылазки, а не прут из глубин космоса эскадрами могучих кораблей.

Сила – это важно, конечно. Кто бы говорил.

Но с какого-то момента сила перестаёт быть решающим фактором.

На неуязвимые корабли найдётся неотразимое оружие.

Всегда существует уязвимость!

Он почувствовал, как твёрдая поверхность под ним растаяла, как тело погружается вглубь. Что сейчас происходит? Какие-то сенсоры сканируют его мозг, выкачивают мысли, чувства, воспоминания, переводят всё в цифровую форму?

А может быть, его уже нет?

Он уже превратился в поток данных, где-то на границе реального мира и симуляции? Мыслящий призрак, ожидающий воплощения?

Валентин открыл глаза.

Что-то не так.

Лючия говорила, что они придут в себя в точно такой же беседке, стоящей посреди безжизненной пустыни. Пустыня – тысячекилометровый защитный барьер от непрошенных гостей, никто не сможет её преодолеть самостоятельно. У перешедших в Лисс нет с собой снаряжения, в пустыне нет ни воды, ни еды, а жизнь в симуляции подчиняется таким же законам, как и в реальности. Проще говоря – от голода и жажды можно умереть.

Но вместо беседки из каменистой почвы торчали какие-то полуразрушенные обломки стен, крыша вообще исчезла, и над ним было сумрачное небо, накрапывал мелкий, но частый дождь. Едва ли не каждые пять-шесть секунд ослепительно полыхали молнии и гремел гром. Пустыня оказалась не безжизненной, скорее, походила на степь, повсюду росла какая-то низкая бледная трава, среди неё мелькали не то крупные насекомые, не то мелкие грызуны. Лежанки-саркофаги выглядели изношенными, постаревшими, испещрёнными пятнами и кавернами. На одной лежала Лючия, медленно потирала лицо рукой. С другой рывками, неровно, поднимался напряжённый Криди – из лап кота то втягивались, то выдвигались когти.

– Что-то не так… – повторила вслух Лючия его мысли, приподнимаясь. Посмотрела на командира с испугом. – Так не должно быть!

Поверхность ещё двух саркофагов стала вздыматься пузырями – появлялись Ян и Мэйли.

Валентин встал, вглядываясь в небо. Капли дождя гулко барабанили по коже, вспышки молний заставляли жмуриться, камешки впивались в голые стопы. Всё было чересчур, слишком ярко, слишком рельефно, слишком громко.

Он знал – теоретически, да и Лючия-три подтвердила, – что с поверхности мира-кольца невозможно рассмотреть его целиком. Кольцо теряется в небе, тонет в воздушной дымке, затенённые экранами области вообще не видны. В лучшем случае можно разглядеть пунктирную нить через небосклон, теряющуюся в зените, возле навечно застывшей там звезды.