Почему?

Он не мог закрыть глаза, не мог заткнуть уши. В его сознании бились воспоминания сотен личностей. Стиратели нырнули в глубины своей памяти, вновь во всей полноте переживая жестокость, пытки и предательства, которые когда-то совершали. Так завязавший с выпивкой алкоголик, внезапно сорвавшись, вливает в себя всевозможное пойло, не реагируя ни на доводы разума, ни на слова окружающих.

Горчаков понял, что сходит с ума.

Он ощутил, что где-то в глубине сознания ему начинает нравиться происходящее. Начинает нравиться ад, начинает нравиться подход Стирателей к миру, ко всем остальным.

Что это? Изначальный порок разума? Результат естественного отбора, когда десятки и сотни тысяч лет выживали самые жестокие и агрессивные?

Он подумал, что это неважно.

Валентин жил и рос в другом мире. Там, где убийство и насилие – редкая болезнь или сбой психики. Где у всего есть границы – у любого конфликта и любых интриг.

И он стал выбираться из кипящей лавы чужих кровавых воспоминаний.

Выползать, цепляясь за своё детство и юность. За вредного доктора Соколовского и талантливого Матиаса. За гордых лошадок Соргоса и нахального кота с Невара. За лучшего пилота людей – Анну Мегер. За самоуверенных кадетов, за кабинетного учёного Бэзила, за хитроумного Марка и интригана-крота Уолра. За обоих феольцев – гуманоида и симбионта.

За всех, кто был с ним на корабле, и всех, кто оставался на Земле.

И только выкарабкавшись на самый верх копошащейся кучи вопящих от возбуждения и экстаза Стирателей, он попытался упасть.

Но его подхватили.

Ракс появились вдвоём. И это было так же немыслимо, как Четвёртая-вовне.

Два огромных планетоида висели в пространстве в отдалении (не слишком маленьком, но и не слишком большом по космическим меркам) от звезды Лисс.

Не было ни открытых оружейных портов, ни накачанных энергией излучателей.

Ничего такого, что для более примитивных цивилизаций означало готовность к схватке.

Два планетоида просто ждали, готовые обрушить огромный сектор космоса в небытие.

От планеты, которую люди сентиментально назвали Мегер А в честь погибшего члена экипажа, удалялись два корабля. Земной научный корвет «Твен» с едва-едва залатанным генератором защитного поля и научный корабль Ауран, самонадеянно считающий, что его никто не видит.

Ракс ждали.

– Мать? – спросила Ксения.

Она лежала на кровати. На губах был вкус бульона и поцелуев Матиаса. Ксения смотрела на свою руку, державшую устройство связи. Рука была тонкая, исхудавшая, она подрагивала, сжимая белый шар скрутки.

– я поражена тем что ты жива и покинула Лисс

– Ты расстроена? – спросила Ксения.

– поражена я всегда использую правильные слова говоря с примитивными формами разума

– Извини.

– ты в плохой форме

Ксения кивнула, изучая свою руку.

– Я думала, что, когда мы выйдем из симуляции, всё изменится и я стану нормальной. Но устройства Стирателей воссоздали меня такой.

– ты поправишься это всего лишь истощение твой организм создан идеальным

Ксения слабо улыбнулась.

– А Горчаков седой. И не улыбается больше.

Женщина в простом белом платье вдруг возникла из ниоткуда и присела на край постели. Ксения вздрогнула и попыталась подняться. Мать удержала её прикосновением руки. Сказала негромко:

– Лежи, ты очень слаба… Человеческая память несовершенна, чудовищные мечты и деяния первого человечества изгладятся в памяти Горчакова, он снова научится улыбаться. Зато эффект синхронизации реальности и симуляции скажется и на Лючии. Её сознание обрело общность на основе Лючии-три, созданной Ауран. Она уже не станет беззаботной девчонкой, как раньше. Но она помнит всё и совместит в себе обе жизни. У неё есть шанс стать очень умной и сильной женщиной.

Она взяла со стола чашку и поднесла ко рту Ксении. Первая-отделённая твёрдо помнила, что выпила весь бульон, но теперь чашка вновь была полна.

– Ты явилась во плоти, – сказала Ксения зачарованно. Сделала глоток.

– Всего лишь аватар. – Мать с любопытством огляделась. – Здесь уютно, если смотреть на это человеческим взглядом. Я благодарна тебе. Я поражена, что ты выжила, но я рада этому.

Ксения кивнула.

– Мы заключили соглашение с искинами Лисс, – сказала мать. – Они избавились от прямого влияния первого человечества и займутся восстановлением мира-кольца. Все Стиратели погрузились в собственные воспоминания. В тысячелетия насилия и войн, по которым так тосковали.

– Они не вернутся? – спросила Ксения.

– Если и вернутся, то очень нескоро, – ответила мать. – Они получили то, чего жаждали. Мы замедлили темп их симуляции, в любом случае у нас есть тысячи лет, прежде чем они закончат наслаждаться забытым прошлым и захотят создать новый ад. Искины Лисс способны к развитию, возможно, к тому времени они избавятся от доминант подчинения и смогут изолировать Стирателей навсегда. Пусть они живут в аду своей памяти. Ад рано или поздно станет адом даже для дьявола.

Ксения кивнула.

– Я могу задать несколько вопросов?

Мать улыбнулась.

– Можешь, но я не обещаю ответов.

– Как Горчаков смог это сделать?

– Мы не знаем, что открывается разуму, заглянувшему за изнанку мироздания. Нам не открывается ничего. Горчаков стал видеть отпущенное ему время. Это умение пройдёт, но оно помогло остановить Стирателей.

– Чтобы их остановить, Горчаков должен был обрести это умение. Чтобы его обрести, он должен был выйти из корабля, – прошептала Ксения. – Чтобы ему потребовалось выйти из корабля, Мегер и Лючия должны были совершить диверсию… Ты предвидела это, мать?

– Мы не умеем предвидеть, мы умеем только считать. – Мать провела ладонью по её лбу. – В конце концов у нас ещё была ты.

– И вы были рядом.

Мать промолчала.

– Что будет со мной? – спросила Ксения.

– Как захочешь. Ты можешь вернуться.

Мать рассмеялась, глядя на изменившееся лицо Ксении.

– Понимаю. В тебе почти не осталось Ракс… Тогда я ухожу, а ты остаёшься. Скажи Горчакову, что мы сами вернём Яна и Адиан на Соргос. Не в наших силах восстановить их мир таким, каков он был, но мы сделаем так, что он залечит свои раны быстрее.

– Последний вопрос, мать! – быстро сказала Ксения. – Самый последний… я ведь не знаю, увидимся ли мы ещё!

Мать кивнула, ожидая.

– Кем вы были? – спросила Ксения с жадным любопытством. – Вы, трое, сбросившие доминанты подчинения первому человечеству? Мне кажется, ты никогда не давала мне этого знания…